13
Игнатий Степанович Клочков при любых обстоятельствах всегда оставался самим собой. Он считал всякое притворство унизительным. Кроме того, легко разгадывая уловки другого, считал, что и другой так же легко сможет разгадать и его собственное притворство. Он никогда не заботился о том, чтобы специально произвести приятное впечатление, но, если человек ему нравился, тут же его благодарил:
- Спасибо вам, что я с вами познакомился. Рад!
Он радовался интересным для него людям, помнил их.
Женился он на секретарше директора научно-исследовательского института, академика, который пророчил своему аспиранту Клочкову большое будущее, впрочем, как и все в институте.
Она, робея, вышла за него замуж. Узнала: в быту беспомощен. Поняла в этом свою власть над ним. Он благоговел перед её житейским опытом. Раньше был беспечен, равнодушен к быту, стал пуглив, тревожен, мнителен. Она внушала ему бытовые страхи, приучала к удобствам. От нашествия вещей он утратил независимость, спокойствие.
Н вдруг в «Вечерке» объявление: «Продается мебель, имущество в связи с экстренным отъездом». И адрес Клочкова.
Она приехала с курорта в пустую квартиру. Только рабочий и обеденный столы, стулья, две кровати и... всё.
Он сказал ей, ошеломленной, заискивающе:
- Я всё перевёл на твою сберегательную книжку.
- Где книжка?
Он протянул. Она изорвала книжку, обрывки истоптала. Долго ритмично рыдала. Кончив рыдать, осведомилась:
- Кухня цела?
- В неприкосновенности!
- Тогда давай ужинать, - сказала она и ушла на кухню.
Впервые он искренне и нежно сказал ей:
- Ты мой симпомпончик!
А затем, что ж, прошли годы.
Она великолепно владела машинописью, стенографией, быстро работала с арифмометром, знала несколько языков. Он заявил ей однажды:
- Юношеская любовь - это ерунда. Вот! Наша с тобой - нечто прекрасное, эпическое. - Потупился, сказал застенчиво: - У меня такое ощущение: как учёного ты меня родила!
Нужно иметь первородное, звериное, животное здоровье, чтобы так немилосердно изнурять себя в работе, как ученый на взлете, н при этом выжить.
Долговязый, сутулый, тощий, с крупной плешивой головой и большим багровым носом, с выпуклыми сизыми глазами, несдержанный, своевольный, самозабвенно сосредоточенный и подвластный только той идее, которая его в данный момент обуревала, он считался трудным:, бесцеремонным, но уважаемым человеком, с которым считались на самом верху.
Как-то Игнатия Степановича Клочкова вызвал «большой человек» на узкое совещание, и во время совещания «большому человеку» позвонил «ещё больший человек». И «большой человек» с готовностью и воодушевлением: беседовал несколько минут с «ещё большим человеком» и, когда положил трубку телефона, продолжая по инерции улыбаться, оглядел присутствующих.
Клочков поднялся и сказал спокойно, вежливо и даже с улыбкой:
- Во-первых, это неприлично! Не считаться с нашим присутствием. И во-вторых, самое главное: я слишком дорожу своим временем и временем своих сотрудников, чтобы расходовать его на то, что вне сферы наших целей и задач нашей работы.
Откланялся и вышел.
Пока он следовал до дому, ему беспрерывно звонили в институт и домой.
Взяв трубку, он сказал:
- Почему не понял, с кем вы говорили? Понял! Вы же так настойчиво повторяли фамилию собеседника. Тем хуже! Не для меня, а для вас. Именно для вас. Потому что свой разговор со столь высоким лицом вы сделали предметом общего внимания, бестактно игнорируя то, что этот разговор не предназначался для общественности.
И положил трубку.
- Теперь тебя за границу не пустят! - заметила супруга.
За границу его действительно не пустили и не пускали, но по другим причинам. Клочкову дали конструкторское бюро, первоклассно оборудованное, почти миниатюрный завод. Ни вывески, ни адреса у бюро не было. Увидев у себя в новом кабинете сейфы, он открыл их, заглянул внутрь, сказал:
- Хорошо от мышей хранить продукты!
И отказался ставить свою подпись в приёмке сейфов так же, как и брать ювелирной работы ключи от них.
Скоро появился пожилой человек, отрекомендовавшийся очень скромно:
- Федор Прокофьевич! - И добавил: - Вы уж извините! Буду при вас Санчо Пансой. Ключики от сейфов и прочее. Не возражаете?
- А в науке вы как?