Выбрать главу

Я вам прямо заявляю. В начале войны у меня лично особого оптимизма на нашу боевую технику не было. Немцев по линии техники всегда серьезными считали, многоумелыми, многоопытными. Я вот с первого месяца в гаубичной служил, докладываю официально и категорически: наши орудия большую прочность показали, хорошую кучность, высокие баллистические качества, поворотливость, ходкость, что означает маневренность. А мы кто? Артиллеристы! Официально - бог войны...

Подобных разговоров было немало. Увеличение калибров танковой и противотанковой артиллерии, увеличение начальных скоростей снарядов и их бронепробиваемости больше чем в пять раз, усиление маневренности орудий созданием более легких образцов, умножение скорострельности применением: полуавтоматических затворов, а затем переход к автоматическим пушкам крупных калибров - все это достигалось великим подвигом терпения, настойчивости, воли всего коллектива завода, напряжением безостановочного труда. И, как бы этот труд ни был пооперационно расчленён и поэтому однообразен, люди не утрачивали одержимости в таком труде, не тупели в нём, потому что не было дня, чтобы вдруг кто-то из рабочих не вносил неожиданно простое и поэтому дерзкое предложение, которое отменяло один способ технологии и утверждало другой, более эффективный.

Никогда столь плодотворно и успешно не работал Клочков, как в годы войны. Но он знал, что никогда творческая работа конструктора не обретала столь всеобщего соучастия всего коллектива завода, как в годы войны. Каждая модернизация, вносимая в боевую систему, в сознании людей была и усиленной защитой воина, и дополнительной мощью его оружия. В людях неотрывно жило живое ощущение тех, кто воюет, кому они как бы из рук в руки передавали сделанное ими собственноручно оружие.

Однажды Клочков проходил мимо заводского общежития и увидел вывешенное на просушку после стирки белье. Его удивило, что с белья обильно капало, словно над ним шёл дождь.

Заметив его взгляд, женщина, караулившая белье, сказала:

- На заводе силу свою не жалеешь - фронту служим, остаток - на постирушки. А вот чтобы отжать, выжать - тут уже силёнок нет. Так и вывешиваем мокрое, может, и высохнет к ночной смене.

Внедрение новых методов резания металла, литье под высоким давлением, штамповка вместо механической обработки, применение прессов большой мощности вместо свободной ковки вызвали необходимость переучивать людей на новые специальности.

Люди приходили после работы на занятия за час, за два. Усаживались, клали руки на столы, склоняли головы на руки и спали до прихода преподавателя. Объясняли:

- Иначе не получается. А соснул малость - и голова свежая, и ты тут весь без опоздания...

15

На завод прибыл весьма ответственный работник аппарата Совмина с сопровождающими его лицами.

Глухов знал Бориса Павловича Минина с той поры, когда тот работал в совете по эвакуации.

Под руководством этого совета за какие-то два с лишним месяца из западных районов страны было эвакуировано население, равное по количеству населению крупного европейского государства. Тысячи демонтированных заводов, промышленных предприятий, электростанций, погруженные на железнодорожные платформы, переместились с запада на восток и, смонтированные в течение двух-трёх недель, стали давать продукцию фронту.

Чтобы осуществить это небывалое в истории человечества массовое перемещение людей в столь кратчайшие сроки и перевезти колоссальные грузы, равные только по своему металлическому весу тяжести горного хребта, нужен был высокий организаторский подвиг.

Глухов помнил в те дни Бориса Павловича Минина, тощего, плоскогрудого, осипшего, с воспаленными глазами, в глубоко запавшей на животе запотевшей гимнастёрке, окруженного целой батареей телефонов и толпой представителей разного рода ведомств. Он говорил ровным, одинаковым для всех, без оттенков и интонации, усталым и поэтому, казалось, равнодушным скрипучим голосом.

Но вся властность его заключалась в его ответах: чётких, ясных, определенных. Достаточно было мгновения, чтобы он точно назвал даты, головоломные совокупности цифр, обозначающие сложные комплексные ситуации, которые он тут же разрешал. Или говорил:

- Сейчас вылечу и проверю, почему эшелоны стоят. - И обращался к представителям ведомств: - Давайте ваши докладные, я в самолёте с ними ознакомлюсь. И через два часа дам вам ответ. Ваш телефон запишите на папке.

Можно было предположить, что все нервные клетки его организма властно и деспотически подчинены им самим назначенной для них работе.

Это было и высшим самоотречением, и высшей сосредоточенностью, доступной, очевидно, ученым в период, когда они всецело поглощены работой, сулящей мировое открытие для блага всего человечества.