- Я часто думаю, - сказала застенчиво Соня, - просто так жить - это тоже счастье. - Спросила встревоженно: - Неправильно, да?
Петухов задумался, потом проговорил не очень уверенно:
- Я где-то читал: человек - принципиально новый вид животного. Значит, хоть и новый вид, но просто так, животно, существовать тоже, очевидно, приятно.
- А ты бы мог?
- Чего?
- Ну просто так существовать, как животное?
- Ну вот ещё! - обиделся Петухов. - Столько миллионов лет из простейшего, одноклеточного в человека оформлялся и вдруг - обратно в шкуру.
- А если б я в шкуре лохматой, ты бы со мной как с животным обращался?
- Зачем? Брил бы всю через день, только и всего, - деловито, без улыбки произнёс Петухов, - купил бы серной грязи, обмазал, от неё волос сам по себе облезает. Стала бы, как все, человеком.
- Спасибо, Гриша! - сказала Соня. - Ты у меня хороший, заботливый. А вот теперь скажи, мы с тобой - счастливые?
Петухов покряхтел, почесал бровь, сказал робко:
- Если персонально, то да. А если вообще - не очень.
- Почему? Я плохая?
- Ты у меня лучшее произведение всех эпох, - улыбнулся Петухов, свёл брови в одну линию, сморщив озабоченно переносицу, сказал задумчиво: - Мы вот на фронте уцелели, и тут нам все удобства жизни предоставили, уважают за войну. А прихожу в цех - чем больше о людях узнаю, тем сильнее за себя совестно.
- Ты же на трубогибочной по три нормы выдаешь, в заочный приняли, и Зубриков тебя хочет к себе в инструментальный, а там не кто-нибудь, лучшие мастера, рабочая интеллигенция.
- Вот именно!- обрадовался Петухов. - Ленин так лучшую часть рабочего класса величал - рабочей интеллигенцией, и не только по высоким разрядам это звание, а по культуре духа, что ли. А я не тяну, - признался он жалобно.
- Как это не тянешь?- обиделась Соня. - Ко всему ты ещё старший лейтенант запаса, и орденов сколько.
- Так это за войну, - сказал Петухов. - А у них у всех здесь своя биография, особая. Вот Ольга Павловна Махоткина, сборщица, двое детей своих и третью девочку, эстонку, удочерила. Её родители из Таллина на пароходе эвакуировались, пароход фашисты потопили, но девочку спасли, привезли в Ленинград, а там блокада началась. Махоткина для всех трёх детей на равные доли свой паек делила, а все трое этих ребят медленно на её глазах слабли, тощали, почти при смерти были, когда их сюда вывезли. Как прибыла она, ночью на земляных работах котлован под фундамент завода копала, а днём, при свете, за станок. Станки сразу под железнодорожный навес поставили и заготовки для авиационных пулемётов обрабатывали. От мужа ей сразу два известия в один день - с фронта письмо его и похоронка о нём. Она письмо мужа всем в цеху читала, очень патриотическое, чтобы дух людям поднять, а про похоронку скрыла. И долго скрывала. И пенсию даже не ходила получать, чтобы люди не знали, что она вдова, и её стали ей чем-нибудь помогать, когда все и так в помощи нуждались.
- Так она что, такая святая, что ли?
- Не святая, а в партию здесь вступила и, как коммунистка, взяла нагрузку - семьям фронтовиков помощь оказывать. А вышло бы, что она себе тоже помощь получала бы.
- Это только ты так думаешь! - презрительно скривила Соня губы.
- Не я, а она так думала, - сказал Петухов. - Я так считаю, что она так думала. Вот она специально по-эстонски ради приёмной дочки говорить выучилась, чтобы совсем быть как родная мама, и по-местному тоже. Она женорг, а местные женщины на подсобные приходили, закутают лицо платками и через платки дышат, а работа трудная - строительная. Так она и к семьям их ходила, на их языке специально со стариками разъяснительные беседы вела, чтобы женщины лицо платками не кутали. И вообще на равных правах со всеми всем пользовались.
Она ещё красивая и зарабатывает неплохо. К ней многие сватались. Не хочет. «Разве, - говорит, - здесь кто-нибудь с моим Василием Егоровичем сравнится? Мелюзга». А я видел их семейную фотографию. Человек щуплый, ей до плеча, да ещё сапоги на высоком каблуке и усики как у Чаплина.
- А он кто был в мирное время?
- Стахановец, его портреты в газетах печатали, на фабрике «Скороход» лучший обтяжчик.
- Значит, знаменитый был!- сказала Соня. - А знаменитые люди славой своей красивы. Вот Пушкин, говорят, не очень был, а какие наикрасивейшие в него на всю жизнь влюблялись. И на фронте у нас генералов много, а самые знаменитые не они были, а те, кто героические подвиги свершал: Матросов, Зоя, Талалихин, Гастелло, - им и памятники.
- Как ты думаешь, - спросил Петухов, - есть у меня рабочий талант или нет?
- Чтоб про тебя в газетах писали - это хочешь? - ехидно осведомилась Соня. - Нет уж, нарочно мне такого не надо. Мне ты не знаменитый нужен, а во всем хороший. Вот когда я палец ушибла и ты целовать это место стал, а потом и глаза, и губы... У меня даже ноги ослабели от счастья, что так всю меня любишь. Вот это для меня главное, на всю жизнь главное.”