Петухов потупился, расслабленно, смущенно улыбаясь, потом поднял глаза, сказал удрученно:
- Мы с тобой на фронте жить привыкли, и сейчас нам с тобой как рай. А вот меня к себе домой Павел Алексеевич Зубриков зазвал. Пришли, живёт за занавеской в общежитии. Тёща-старуха, жена, трое детей и брат-инвалид, однорукий, младший лейтенант, а теперь ночной сторож. Жена, тёща, дети на койках спят, а они с братом на полу, между коек, на матрасе.
Стол один на всех. На нём еду на примусе готовят. И за этим столом он уроки учит по ночам - в техникум поступил. Худо живут, а почему-то не замечают, что худо. Он на гитаре мне играл, а брат его пел. Голос как у Козловского, красивый, за душу берет.
Я брата спрашиваю: «Почему в клубе не выступаете с таким голосом?» А он даже обиделся. «Что ж, -говорит, - если инвалид, так должен петь людям на жалость к себе? Аплодировать будут не за голос, а за то, что без руки, а пою. А мне это не надо». Оказывается, по ночам на дровяном складе, который он сторожит, одной рукой плотничать учится: табуретки, столы, полочки...
- Что же ты не поставишь вопрос, чтобы Зубрикову квартиру дали?
- Я ставил, - сказал Петухов. - Но завком отвел.
- А ты их заставь по партийной линии.
- Как же я заставлю, когда Зубриков сам и есть завком! Он и отвёл мое заявление. ещё замечание при всех сделал. «Что же ты, - говорит, - не соображаешь? За что меня люди выбирали? Не за то, чтобы я самообеспечением занимался. А еще, - говорит, - парторг!»
- Значит, принципиальный!
- Он меня даже в подхалимаже за это заподозрил. Мол, захотел меня взять к себе в инструментальный, а я ему за это квартиру стал выхлопатывать.
- Это же обидно! - возмутилась Соня.
- Обидно? - сказал Петухов. - Ничего обидного тут нет. У кадровых, или, как Ленин их квалифицировал, у рабочей этой интеллигенции, своя особая тонкая этика, высокий обычай - свою рабочую репутацию всегда перед коллективом во всем в чистоте содержать. Ну я на это и накололся.
Зубриков на заводе знаменитый ударник, и к тому же ещё он член парткома, горкома. Репутация у него высочайшая.
И это он вопрос поставил твёрдо: добиться такой взаимозаменяемости всех деталей для узлов сельхозмашин, как было достигнуто в производстве оружия. А заводу это не выгодно.
По ГОСТу такой точности обработки не полагается. И оплата стала ниже, и время обработки соответственно снижено, а нормы повысили.
Директор на совещании сначала на него голос повысил. Министерство нормы выработки, график технологический пооперационной обработки утвердило, а Зубриков против министерства выступает. Шлифовка, шабровка, доводка - это же дорогие операции, ну и у ОТК, значит, должны требования завыситься, а заработок снизиться.
Директор - к массе, говорит: «Вот, пожалуйста! Товарищ Зубриков выступает за то, чтобы вы меньше получали, а завод по валу застрял на недовыполнении плана».
И начал на руке пальцы загибать.
«Оборудования нового нет. - Один палец загнул. - Часть эвакуированных уехала, рабочей силы не хватает. - Второй палец загнул. - Освоение новой продукции всегда связано со снижением темпа производства. - Третий палец загнул. - Материально-техническое снабжение отстает от нужд предприятия. - Четвертый палец загнул. - Дать механизаторов на сев и уборку из своих кадров должны». - Пятый палец загнул.
Тут ему Махоткина из зала крикнула:
«Вы разуйтесь, а то пальцев на руках на все трудности не хватит!»
В зале смех, понятно.
Директор, он не дурак, схватился за этот смех, чтобы культурно и ловко отступить. Раз, говорит, вы так хорошо, весело, самоуверенно настроены, согласен под вашим давлением. Но давайте проголосуем. И зафиксируем результаты голосов.
Ну, все руки и вытянули.
А потом стали расходиться, словно опомнились, у каждого свои нужды, а он за снижение заработка проголосовал. Угрюмо разошлись, озабоченно.
Я думал, Зубриков просто так решил это мероприятие провернуть. А он, оказалось, с группой мастеров давно уже в инструментальном электрифицированный инструмент стал создавать, и шабровку, и весь шлифовальный, новую рецептуру пасты придумали, чтобы на высоких скоростях шлифовать, ну и мерительный инструмент из ручного в полуавтоматы переделали. Значит, сначала техническую базу подвел, а только после выступил.
Я его спросил: что же вы сразу на собрании не сказали про новый инструмент? А он смеется. Мне, говорит, важно было руководству доказать, какой коллектив у нас сознательный, самоотверженный. Вот и доказал.