Конечно, говорит, если б не механизировали труд, выступать с таким предложением - чистая демагогия. Поддержать, возможно, и поддержали бы. Так оно и получилось. Но без механизации неправильно было б. Сейчас не война, чтобы люди через силу на себя лишнее брали и заработок на этом теряли. Поправляться людям после войны надо через облегчение труда, посредством механизации и увеличения от этого заработка для улучшения жизни. Во марксист!
Мы это на вечернем проходим на лекциях, а он на практике все это осуществляет.
Насупился и сказал удрученно:
- Это тебе не фронт. Что командир приказал - то все. Здесь каждый может по всему заводу в целом своё внести, а завод - это, по фронтовой мерке, дивизия.
17
Петухов не говорил Соне, как трудно ему давались первые уроки труда в инструментальном цехе.
Вот дали ему заготовку для первичной обдирки. А какая марка стали - не сказали.
Он к бригадиру - жаловаться. А тот молча подставил заготовку под наждачный круг и по искре точно назвал марку стали. Потом на других заготовках из различных марок по фонтанчикам искр объяснил, как безошибочно определять состав и физические свойства стальных сплавов.
- Без рабочей памяти инструментальщика не бывает, - сказал бригадир. И добавил внушительно: - Все первые великие открытия в природе человек благодаря своему вниманию совершил. Глаз надо иметь цепкий. Подачу, скорость резания, мощность резания и по стружке, какая у тебя идёт, можно точно определить. Хрупкие металлы дают стружку надлома, твёрдые, маловязкие - стружку скалывания. Если вязкий, - значит, сливная стружка. Доводка, притирка - это уже ювелирное занятие, окончательный туалет. - Произнёс значительно: - Металл, он только с виду грубый. А обращения требует нежного, как все живое. Он ведь, как все живое, из молекул состоит, конечно, и из атомов тоже. Но мы только в пределах молекул о нём мыслим. Какая в нём молекулярная решетка, строение его, в соответствии и обработка. Тут тебе и физика, и химия, и геометрия, и математика, - все вместе заложено. Только соображай, глубоко осмысливай. Тогда с уважением будешь работать, с интересом. Умом понимай, а её только рукой.
Хотя руки - они что? Дополнительное орудие станка! Чего станок не может, твои руки - ему главное приспособление. Но если у тебя при них ещё голова и ты руки правильно жалеешь, придумай какое-нибудь новое приспособление - рукам станет легче. И станку от приспособления умения и производительности прибавится. Тут полное взаимодействие и взаимозависимость. Ты и станок. Ты ему ума прибавишь, он тебе больше изделий даст и заработок повысит.
Умно - что значит? Экономно. И силы свои экономишь, и материал, и рабочее время.
А те, кто угрюмо работает, без выдумки, те не мастера, а так, при станке служащие.
Теперь по две смены подряд нам вкалывать не приходится. Беречь время - значит глубокомысленно работать, с выдумкой.
А то как было?
Во время войны мы досрочно план перевыполнили. Ну, митинг... Оркестр наш выстроили. Стали играть музыку еле слышно, словно шепотом. В чем дело?
А в том, что после двух смен подряд наши рабочие, которые в оркестре, в цеху уже притомились, стали в трубы дуть, а дыхания не хватает.
Играют слабо, тихо, медленно, только глазами ворочают, публике объясняют: мол, своего пару не хватает, весь вышел на работе. Ничего, простили! Отдельно оркестру даже похлопали. Тоже из фронтовой бригады ребята. Каждый обязан был давать за двоих - за себя и за того, кто на фронте. А теперь что ж? Теперь полная выкладка, какая тогда была, не требуется. Мягкий спрос стал... Хотя все разорение после войны кому чинить? Нам. И чем скорее, тем шибче на новый уровень взойдем. Это тоже понимать надо. Тоже совесть требуется не меньше, чем в годы войны.
Петухов же давал норму на уровне выпускников ремесленных училищ. Поэтому он стал оставаться на сверхурочные, чтобы постичь высшую школу рабочего мастерства, дающую право равенства с кадровыми рабочими.
Зубриков часто останавливался рядом с рабочим верстаком Петухова. Стоял, курил, молча щурился. И только по мимике его Петухов угадывал, что получается, а что нет.
Замечаний Зубриков не любил делать, а вот отвлеченно рассуждать об искусстве труда мог с удовольствием.
- Станок что?- говорил Зубриков. - Его обожать надо. И он за это сам отблагодарит. Обхаживай его после работы, чтобы он весь сиял чистенький, осмотри сам, в чём он нуждается, где подтянуть надо, где ослабить затяжку, умыть маслицем, но в меру, без потеков. Пришел, вместо «здравствуйте» весь его заново осмотри, на холостом проверь, разложи инструмент, оправки. Приспособления, которые с левой руки, клади налево, которые с правой - направо. Но ничего лишнего не наваливай, подстилочку положи, чтобы обработанную заготовку о металл не помять, не царапнуть. Начинай исподволь. С разминки. Ночь переспал, отвычка от труда сказывается. Надо постепенно в режим, в темп входить, пока тебя не захватит такое: работаешь, а не чуешь, что работаешь, живёшь сам по себе работой, и ничего другого в тебе нет, кроме интереса к работе. Это эффект такой, вроде воодушевления, - когда все как будто само по себе идёт и захватывает так, как все равно азарт, что ли. Но это дается привычкой, навыком, а главное - душой: работа тебе нравится, живёшь ею и жизнь детали даёшь, которая в машину обратится и своё ведущее место в ней обретет. И ты словно эту машину видишь в деле, как мы во время войны оружие, которое делали, всегда чувствовали, будто сами с ним в бой ходили. Но не целиком ты его делаешь, а только частицу, а по ней всё представление о полном её назначении у тебя в сознании живёт. Вот это и есть главный интерес рабочего труда, его высокая назначенность. Тогда ты и сам тянешься и во всём тоже по достоинству дела и своё достоинство рабочего блюдешь.