В общем-то, Петухов не ожидал, что Соня займет такое большое место в его жизни, когда все: и дела свои, и помыслы, и тревоги, и мысли - он привык соотносить с мнением Сони и жил и работал как бы на неё, то есть все время думал - возвысится от этого он в глазах Сони или нет. Её мнение стало главной мерой для него во всём.
Конечно, не всегда это было в радость. Уж очень Соня была как-то чрезмерно правдивой. Он сообщал с удовольствием:
- Прошло мое предложение на партсобрании насчёт подготовки кадров.
- Что значит - твоё? - спросила Соня. Пожимая плечами, произнесла укоризненно: - Если единогласно приняли, значит, каждый так думал. А ты только огласил то, что все думали.
- Но инициатива моя.
- Неправда! - рассердилась Соня. - Сам же говорил: Золотухин давно двух местных девушек на обучение взял. Только он учил их, а не говорил всюду, что учит. Он делом пример подал, а ты только словами.
- Что ж, по-твоему, слово - это только звук? Оно мысль.
- Но мысль твою тебе Золотухин своим делом подсказал. Ну вот по-честному и надо было сказать: «Поддержим пример товарища Золотухина». И всё! А ты минут восемь говорил, и от себя только: «Предлагаю! Долг! Призываю!» Не надо так, Гриша, выставляться, коммунистов агитировать в том, что они коммунисты.
- Но ведь аплодировали!
- Не тебе, а тому, что единогласно проголосовали. Учить-то будут в нерабочее время. Значит, в партию делают добавочный взнос - своей рабочей жизнью за счёт домашней. Обрадовались, что все на такую самоотверженность без разговоров согласились, по-партийному.
И вдруг, когда ещё обида кипела в Петухове, Соня прижалась к нему и, снизу вверх заглядывая ему в глаза, призналась шепотом:
- Но мне, знаешь, было так приятно, гордо. Ты выступаешь, все на тебя смотрят, потом хлопают, согласны. Я даже не утерпела, толкнула соседку, сказала ей: «Это мой муж! » Она мне: «Ничего, подходящий, в точку клюнул». И я даже покраснела, засовестилась, что тобой расхвасталась. Но всё равно приятно.
- А сама ругаешь!
- Я не ругаю, я обдумываю на дальнейшее, чтобы у тебя дальше получше получалось, а не так вот... Сказать то, что все думают, и считать - это твоё!
22
Кадровые рабочие и те, кто усвоил рабочие обычаи, брали у кассира свою получку уважительно и даже с благоговейным достоинством, с оттенком заметной гордости, если денежная пачка была потолще, а купюры побольше, и медленно, не спеша пересчитывали, как рекомендовалось табличкой, «не отходя от кассы». А те, кто работал на заводе только по необходимости, а не по призванию души, хотя и у таких бывали получки не меньше, забирали свою зарплату пренебрежительно, не считая, сгребая её ладонью с кассовой полочки и, кривя губы, совали в карман, словно это была лишь бумага.
Конечно, деньги в ту пору имели скорей условную, относительную ценность. При нормированном распределении продуктов - карточной системе - существовало большое различие между низкими пайковыми ценами и высокими в так называемой коммерческой торговле, и ещё выше цены были на колхозном рынке.
Поэтому рабочая карточка сама по себе составляла главную реальную ценность - обеспеченность трудящегося. А деньги, что ж, они скорее символизировали количество и качество затраченного труда, утратив свою возможность быть его эквивалентом.
Все, кто работал, как выдающиеся мастера, те, кто старался в меру своих сил, и те, кто только вытягивал норму, получали равное и главное вознаграждение - рабочую карточку. Она и была чем-то вроде твёрдой валюты, обеспечивающей жизнь. А сама денежная получка относилась, пожалуй, больше к моральной категории, чем материальной.
Но вопреки всем этим реальным обстоятельствам и даже пренебрегая ими, те, у кого было развито чувство рабочего достоинства, с праздничным удовлетворением брали свою получку и гордились тем, что она побольше, чем у других, как безусловным показателем своего трудового усердия и мастерства.
Петухов отвык от денег на фронте, там их и некуда было употребить. По своей рабочей карточке и по Сониной служащей он, как и на фронте, без заботы получал полное обеспечение и снабжение. Свою получку они спускали в коммерческом магазине в первый же день, приобретая то, без чего можно было жить. Но, получая в кассе свою не очень большую зарплату, Петухов как-то заметил на себе косой, пренебрежительный взгляд Золотухина, который тщательно и озабоченно пересчитывал на виду у всех купюры из своей толстой, рыхлой пачки, задерживая других у окна кассы, чтобы все видели, сколько заработал он, выдающийся мастер Золотухин. И потом, когда Зульфия и Фатьма стыдливо и смущенно хотели, не считая, поспешно взять свои получки и отойти от кассы, он остановил их и сам взялся, не торопясь, пересчитывать их деньги. Окончив считать, объявив сумму, сказал кассиру: «Всё точно!»