Конечно, произнёс эту речь Глухов, понимая, что за самовластное решение построить по-хозяйски дома с него могут и взыскать по служебной линии. Но он понимал, что лучше ему получить взыскание, чем потерять уважение коллектива завода, без которого руководителю её устоять на своей должности.
25
Секретарь обкома Камиль Нуралиев был сухощав, по-армейски статен и с чрезмерно ранней для восточного человека его возраста сединой. На лице его почти всегда можно было увидеть улыбку со множеством самых различных оттенков. Он был страстно любопытен к людям и памятен на всех, кого когда-либо и где-либо встречал.
- Партийная работа, - любил говорить он, - это люди. Плохой организатор тот, кто не умеет открыть, зажечь в людях лучшее. Для того, кто не хочет, не умеет понимать людей, партийный билет, как для слепца фонарь, - только бремя.
Мечтательная улыбка долго оставалась на его лице после встречи с человеком, который жил порученным ему делом и, докладывая, как у него идут дела, рассказывал не о себе, а о тех людях, которые смело, дерзко, умно, настойчиво ищут новое. Он сердито требовал, чтобы таким людям не мешали, и решительно заявлял: «А помогать я им буду сам. Не получится, с меня тогда спрашивайте».
Потирая руки, Камиль Нуралиев говорил увлеченно:
- Лев Толстой писал: «Спокойствие есть душевная подлость». - Спрашивал, сощурясь, с улыбкой: - Что, резковато? Ему можно - гений! Но чрезмерно спокойные люди подобны покойникам, двигать живое дело не способны. А у нас есть такие живые покойники. Ходят в саване из бумаг, на всё у них ответ - по бумаге. И говорят с людьми, читая по бумаге списанное с другой бумаги.
Когда после войны значительная часть эвакуированных стала разъезжаться с завода, в обкоме забили тревогу.
Нуралиев сказал на бюро:
- Прежде всего надо организовать торжественные проводы! Поблагодарить за то, что они нам подарили свой завод, опыт, знания, вырастили нам людей. Второе: подумать, может, мы не всё сделали, для того чтобы они могли остаться здесь навсегда. И третье. Те, кто остался, прирос к другой земле, - это драгоценные для нас всех люди, и у них надо учиться тому, что для советского человека родина - это не только то место, где он родился и вырос, а вся страна.
Откровенно говоря, хотя Глухов и был растроган столь торжественными проводами уезжавших с завода, преодолеть тревоги, вызванной этими проводами, он не мог. Сказал уныло секретарю обкома:
- Конечно, благодарю, как говорится, за внимание к нашим бывшим работникам, за цветы и прочее. Но как бы другим тоже такие проводы не понравились! А с кем работать? Рабочих рук не хватает, а вы тем, кто уехал, - цветы!
- Вы считаете, повестки надо было вручить, вызвать в милицию, задержать?
- План-то может быть сорван, а у меня директива, - неопределенно ответил Глухов.
- У меня тоже эта директива в сейфе лежит, - сказал Нуралиев. - И я тоже, как и вы, отвечаю и беспокоюсь.
- Беспокоитесь, а вот отпустили. И ещё с оркестром!
Нуралиев опустил глаза, загадочно улыбаясь, произнёс:
- Завод оказывал помощь колхозам техникой, кадрами, его люди курсами сельских механизаторов руководили. Теперь колхозы окажут помощь заводу.
- С продснабжением у нас в норме, не жалуемся, - сказал Глухов.
- Свыше трёхсот молодых механизаторов дали согласие пойти работать на завод, тем более что производство сельскохозяйственных машин отвечает полученным ими специальностям, - улыбаясь, объявил Нуралиев.
- Это дело! - просиял Глухов.
- Вот именно! - согласился Нуралиев. Сообщил доверительно: - На бюро меня тоже, как и вы вначале, упрекнули было за эмоциональность в решении о проводах и за отсутствие делового подхода к этому вопросу. Но эмоции - это её только продукт чувства, но и мысли. Почему у нас такое высокое чувство благодарности к тем, кто уехал? Много сделали, многих выучили! Так? Так! Это эмоции. А мысли? Мысль простая и ясная. Ученики должны стать на место учителей, и быть достойны их, и доказать, чему они у рабочего класса завода научились. Отсюда наше обращение к молодым сельским механизаторам: завод - вам, вы - заводу.