Вооружившись такими высказанными ему соображениями, Глухов выступал на общезаводском совещании самоуверенно, властно, уже не опасаясь того, что его обстреляют разного рода сомнениями и критическими замечаниями. И он мог сам неотразимо критиковать других, опираясь на критические замечания, предварительно высказанные ему в интимных, как будто так, между прочим, возникших беседах с глазу на глаз.
Этот метод упрочения своего авторитета Глухов никому не раскрывал, но постоянно пользовался им. Вслух приписывал благотворные его результаты якобы особым качествам своей личности, себе как руководителю и не прочь был иногда именовать рабочий коллектив массой.
Что касается самих рабочих-советчиков, то они не обладали авторским самолюбием, и когда Глухов пересказывал их советы директивным тоном, придавая им форму приказующую, от своего имени, рабочие одобряли и директора, и грозный, повелительно командующий его голос, потому что считали, что это полезно для внушения всем и каждому и, значит, для безоговорочного исполнения.
Они знали, что дисциплина в труде - это как правдивость в человеческом характере: составляет основу его прочности, надёжности, и поэтому считали, что повелительность руководителя необходима для упрочения коллектива, словно металла под высоким давлением, не подозревая того, что, когда они сами казнили презрением недисциплинированных, подвергнуться такой ковке на летучках люди опасались больше, чем любых приказов администрации о взысканиях.
Ответственность возвышает человека, а так как они на заводе чувствовали себя ответственными за все, были его костяком, опорой. Тем, что в архитектуре называют несущими колоннами.
О человеке они в первую очередь судили по его работе. Поэтому Петухов вначале чувствовал себя в цехе как пополненец среди обстрелянных, опытных фронтовиков.
Во всяком случае, ему легче давались знания на заочном отделении института, чем безграничные тонкости профессионального рабочего мастерства, которым нет предела.
Он с большим удовольствием показывал Соне зачетную книжку с отличными отметками, чем трудовую книжку, в которой стояло: слесарь второго разряда.
Саид Нугманов, сияя глазами цвета бронзы, рассказывал Петухову:
- Пришёл с фронта, спрашивают: «Кем был?» - «Старший сержант в огневом взводе противотанковой батареи». - «Иди тогда в горячий цех». - «Почему?» - «Туда все фронтовики идут». Пришел, понимаешь, - страшно. Все равно как на огнемёт со штыком. - Спросил Петухова: - У тебя национальное чувство есть? Мы что тут производили - хлопок, рис, хлеб, фрукты. И ещё скотоводством занимались. А тут - сталь! Было когда-нибудь? Не было. Ты русский, ты этого не понимаешь. Приезжаю домой, на том месте, где я баранов пас, - завод! Был чабаном, стал сталеваром. Это как у вас такое чувство называется?
- Ну, стал рабочим, - сказал Петухов.
- Не «ну»! У нас сталеваров не было. Такого завода не было. Там, где я со своим отцом овец пас, завод стоит. Понимаешь теперь мои чувства?
Свод печи как-то осел. Получился выброс металла. Это все равно как по тебе прямой наводкой - огонь! Я растерялся, обмер. Старший сталевар Серёжа Попов с разбегу меня отшвырнул от печи. Его расплавленным металлом задело, а меня нет.
Вернулся он из больницы. Пришёл к нему с женой, детьми, родственниками - благодарить, на плов звать, чтобы уже при всех соседях, на виду у всей улицы ещё раз поблагодарить. А что мне Серёжа сказал? «Ты, Саид, не суетись. Ничего такого особенного не было. Вот если б я, как старший сталевар, зазевался, то на всю б свою жизнь рабочую человеческую честь потерял. Ты с этой стороны к случаю подойди, потому что под твоим началом тоже малоопытные работать будут, и ты за них обязан своим здоровьем отвечать, пока не научатся».
А почему он со своей, лучшей печи на другую ушел? Мне место уступил! «Зачем, - говорю, - Серёжа, бригаду на меня бросаешь? Я ещё несамостоятельный».
«Так будешь! - он сказал и объяснил, почему надо: - Мы, русские, сталь давно варим, ещё с тех пор, как вы плов начали варить, - значит, надо вам быстрее обзаводиться своими мастерами-сталеварами. Как без плова сытым не будешь, так и без стали - сильным. Котел-то у нас во всем всеобщий. Ну вот и надо, чтобы со всех сторон сталь в него текла».
И он мне нашим же старым изречением свету прибавил. «У вас, - сказал он, - в народе говорят: люди, соединившие судьбу, - это крылья одной птицы. Если оба крыла одинаково сильны, птица может летать высоко. - Потом улыбнулся. - Ну как, прозрел, каким способом нам всем в гору идти?»