Саид помолчал, произнёс задумчиво:
- А улыбаться ему было больно, лицо не зажило после ожогов, когда металл из печи выбросило, а он улыбался, довольный, что я старшим сталеваром на его печи становлюсь. Ты меня понимаешь? Как я должен работать!
- А чего тут такого? - сказал Петухов. - И на фронте взаимная выручка была, и тоже на командирские должности за способности выдвигали. А кто из каких мест, какой национальности, только для наградного листа или для «похоронки» выясняли. Главное - кто как воевал, а теперь - кто как работает. По этому и место человеку определяется.
- Ты хладнокровный, - заметил Саид. - Весь мой род - чабаны, а я первый из всех - сталевар!
- Мой отец тоже до завода коров пас, - сказал Петухов. - А я, возможно, инженером буду. И ничего тут особенного. Был молодым рабочим, стану пожилым инженером.
Саида жаловалась Соне:
- Саид на войне воевал, ночи не спала. Теперь тоже не сплю, была у него в цехе, очень там страшно. Я ему говорю: «Учись на бухгалтера, будь отцом своим детям». А он в металлургический техникум поступил, чтобы больше стали варить. Опять со страшным огнём возиться будет. Приходит домой, весь железом пахнет, на спецовке дыры прожжённые. Ночью я его к себе зову, а он учебник учит. Разве от этого дети будут?
- Но ведь у вас и так трое.
- Моя мать двенадцать вырастила, и только две девочки. А у меня одни девочки. У нас же родных много, надо и с их мнением считаться. А он шутит: «Теперь надо не количеством детей гордиться, а их качеством». Говорит, что на фронте целый авиаполк из девушек был, и почти все Героев получили. Это правда?
- Правда, - сказала Соня.
- Значит, по-твоему, женщина должна ещё и летать, и воевать, как мужчина?
- Было такое время на земле - «матриархат» называется, когда мы над мужчинами властвовали.
- А почему кончилось?
- Они все наши женские слабости изучили, ими воспользовались и верх над нами взяли. И мы можем теперь про них говорить - обабились! - рассмеялась Соня. - Теперь же мы их недостатки и слабости изучим и над ними власть заберем обратно.
- Не надо! - сказала Саида. - Пусть такими, какие они есть, живут. Зачем пугать? Им и так достается от другого начальства.
- Когда Соня рассказала Петухову об этом разговоре с Саидой, Петухов встревожился.
- Тебе, что же, захотелось надо мной старшей быть, командовать? - спросил он обидчиво.
- А я и так командую, только тактично, не так, как ты мной.
На фронте Петухов пребывал в двух разных плоскостях в своих армейских взаимоотношениях. Одна плоскость: он старший над подчинёнными ему. Умнее он их или глупее, хуже или лучше по всем статьям человеческим, но он обязан во что бы то ни стало при всех обстоятельствах всегда и во всём высоко тянуться, чтобы оправдано было его командирское звание.
Поэтому он никогда не имел права давать волю своим чувствам, мыслям, терять контроль над собой, помня о том, как чётко у подчинённого складывается облик начальника, рождается доверие, уважение и как можно это утратить небрежностью, роняя самого себя даже в мелочах.
И, поступая так или иначе, он обязан был прежде всего думать не о том, лучше ему от этого или хуже, а о том, как такое будет воспринято его подчинёнными. Уронит это его в их глазах или поднимет. А поскольку командирское звание уже само по себе ставит начальствующего над подчинённым, то, для того чтобы пользоваться им полноправно, чтобы соответствовать своему высокому званию, командир должен зорко следить за собой, не давая себе душевного отдыха.
Допустим: стужа, и все солдаты зябко ежатся, скорчившись, но ты, хоть и застыл до костей, должен сдвинуть ушанку на затылок, руки не держать в карманах или за пазухой, ходить статно и улыбаться, хоть ты и чувствуешь, как от этого мороженая кожа скрипит на скулах и словно трескается. Можно и пошутить, что раны, мол, на морозе никогда не гноятся, значит, воевать в мороз гигиеничнее, лучше, не так опасно для жизни. А если начнётся рукопашный, тогда жарко всем станет. Можно также перед боем, как будто между прочим, взять у какого-нибудь солдата винтовку, вынуть из неё затвор, разобрать, протереть, сложить заново, но так, чтобы это выглядело не проверкой солдата, а будто проверкой качества масла для смазки в зимних условиях, хотя пальцы от этого у тебя деревенеют и болят от соприкосновения с леденяще обжигающим металлом.
И на марше, хоть такое в ногах, словно ты ступаешь на обнаженные свои кости, нужно идти то в голове колонны, то вернуться в конец её, то снова появиться во главе, - таким образом, нашагаешься вдвое больше, чем солдат, но обязан выглядеть бодрее его и отбивать свой шаг чётко, хоть и испытываешь яри этом такое, будто тебя ударяют по ступням палкой яри каждом соприкосновении с земле!?.