- Нет уж! - возразил Петухов решительно. - Если по-честному, так вот это в тебе такое, что, может быть, превыше всего! - Помолчал, буркнул: - И самое в тебе красивое.
- Значит, сама по себе я тебе уже не очень? - лукаво осведомилась Соня.
32
Однажды, когда Петухов пришёл в цех, начальник пролета отвёл его к новому станку-полуавтомату, предназначенному для обработки сложных деталей. Сказал: «Вот, осваивай».
Несколько дней он сам обучал Петухова обращению со сложным станком. Но когда Петухов смог самостоятельно справляться, ему дали чугунные муфты, по простоте обработки не отличающиеся от втулок.
В этот станок можно было закладывать для одновременной проходки сразу несколько таких муфт, и Петухов снова начал превышать нормы, существовавшие для таких деталей на обычных станках. И снова его имя зашумело. На его примере начали призывать, указывать, как надо работать и перевыполнять нормы.
Золотухин ни разу не подошёл к Петухову, когда он работал за этим станком, и вообще стал избегать его.
Станок был оборудован различными контрольными автоматическими устройствами, в том числе мерительными, поэтому Петухов быстро достиг и высокого класса точности обработки деталей. В институте преподаватели помогли ему разобраться во всех тонкостях механики станка, в его автоматике, и Петухов уже сознательно и безбоязненно переходил на предельные скоростные режимы, получив ко всему прочему набор самозатачивающихся резцов, созданных новатором, московским токарем-скоростником Павлом Быковым. Но когда Петухов просил дать ему наряд на более сложные детали, начальник пролета говорил:
- Обожди! Ты, может, станок и освоил, но ему надо дать время для обкатки, для притирки - для обживания, словом.
И поспешно отходил от Петухова.
И вот, когда его имя опять зашумело, Петухов стал ощущать вокруг себя какую-то пустоту в цехе. И хотя ему никто даже и намёком не высказывал причину такого от него отстранения, постепенно он понял, отчего это произошло.
Сначала он с горечью и обидой жаловался Соне, пытаясь объяснить это даже завистью, но не встретил у Сони сочувствия. Она не спрашивала, а, как казалось Петухову, пытливо допрашивала его, грустно напоминала, что, когда рота получила первое противотанковое орудие с полуавтоматическим заряжающим устройством, он, Петухов, долго и тщательно выспрашивал огневиков, кого бы они сами считали подходящими для расчёта к этому орудию. И когда все единодушно назвали Лазарева, он обрадовался, потому что сам так думал. И Лазарев, получив приказание командовать расчётом новой пушки, сказал её как положено при этом: «Служу Советскому Союзу!», а, обведя всех счастливыми глазами, объявил сдавленным от волнения голосом:
- Ну, спасибо за такое доверие ко мне. За то, что так наградили!
И все считали, что такое орудие артиллеристу равно высшей награде.
Петухов сказал тогда Лазареву:
- Ты не забудь на орудийный щит звезды перерисовать со старой пушки - сколько танков врага всего уничтожил.
- Зачем же? - обидчиво отозвался Лазарев. - То её добыча. Зачем я с неё, со старой, брать буду? Я на новую соберу, ещё и побольше. Она сама себя покажет!
И об этом напомнила сейчас Соня, не забыв, как Петухов тогда радовался Лазареву, его бойцовской высокой щепетильной чести.
Соня, потупив глаза, словно пряча их от Петухова, вполголоса сказала:
— Если станок такой уж очень хороший, значит, им тоже награждают за что-нибудь особенное. А ты сам говорил - муфты обрабатываешь, а они вроде втулок. Значит, это все равно что из противотанкового орудия по пехоте кумулятивным снарядом стрелять. Неправильно!
Она подняла глаза, посмотрела пристально на Петухова, спросила сочувственно:
- Может, тут какая-нибудь неправда есть? Ты вдумайся! Я знаю, ты, как больной, сейчас переживаешь. Мы ведь неправды между собой не боимся, зачем же перед другими её бояться?
- Отказаться, значит? - спросил Петухов.
- Если уверен - полноправно дали, тогда не надо. Сомневаешься - откажись!..
- Ты же новую технику компрометируешь, - упрекнул начальник цеха, - движение скоростников мараешь. Как люди тебя поймут?