В сущности, деятельность Петухова была такой же, как и всех людей, занятых восстановлением города, разница была только в масштабах. Одни разбирали полностью разрушенные здания, чтобы пригодный кирпич использовать для восстановления не полностью разрушенных зданий, другие рыли котлованы под фундаменты зданий, таких, которых никогда не было в городе, но которые должны были придать ему новый, величавый облик.
Оборудование бывшего завода, изготавливавшего прежде метизы для областного потребления, разместили в нижних этажах жилых зданий, бывшие его цехи стали просто слесарными мастерскими, обслуживающими неотложные нужды городского хозяйства, в то время как на строительной площадке была уже вывеска с названием этого завода, только именовался он не метизным, а машиностроительным, с назначением производить такие изделия, которых во время войны не было.
Вокруг строительной площадки огромное пространство занимали огороды жителей города, с которых они подкармливались дополнительно к пайкам, а некоторые участки были даже засеяны пшеницей. Такие же огороды были во дворах домов, и даже палисадники были засеяны гречихой, просом, горохом, засажены картошкой.
Ночами, хотя уже работала электростанция, город был тёмен. Не хватало стекла, и много оконных рам ещё было заделано фанерой.
Не было и деревянных тротуаров, так как доски их пошли в своё время на топливо. На домах - жестяные кровли в дощатых заплатах, так как кровельная жесть пошла на вёдра, чайники, кружки, бадейки для стирки, когда вместо мыла использовалась печная зола.
Шаги жителей города были отчетливо слышны издалека, так как ходили на деревянных подошвах, а наиболее удачливые мастерили себе подошвы из старых автомобильных шин, те ступали мягче и даже неслышно.
Часть жителей заняла под жильё бывшие оборонительные укрепления, землянки, блиндажи, доты.
В городе был разрушен вокзал, но вся территория, примыкающая к путям, представляла собой огромное складское хозяйство со штабелями стройматериалов, и здесь выгружались эшелоны со всех краёв страны и уходили обратно пустыми, потому что городу пока нечего было в них грузить.
Как руководитель-хозяйственник Петухов не имел ни практического, ни психологически-тактического опыта. Единственно, чем он располагал, - это только фронтовым и, конечно, заводским опытом. Как на фронте и на заводе, так и здесь он в равной степени испытывал всегда ему сопутствующее уважение к людям умелым, и чем тяжелее были условия для проявления умелости, тем больше росло в нём восхищение ими, и именно эта его душевная черта и привлекала к нему людей.
Его способность огорчаться или радоваться людям служила прощающим обстоятельством, когда он как руководитель допускал те или иные ошибки, потому что, как и на фронте, привык прежде всего взыскивать с самого себя, соизмерять, как бы он поступил сам в подобных обстоятельствах, прежде чем делать замечания об упущениях другому. Эта его фронтовая привычка понять другого, как самого себя, выявить сначала причину и только после этого судить о последствиях, с одной стороны, роняла частенько его административный авторитет, но с другой - он обретал самое важное для любого руководителя - доверие к себе, уверенность в том, что он по-человечески умеет разбираться в каждом.
Как по фронтовому обычаю офицер, приходя командовать новым подразделением, кратко рассказывает о себе, в каких боях и как он участвовал, так и Петухов доложил о себе и в ремонтной мастерской, и на строительной площадке фабрики, чем сначала удивил людей и даже вызвал недоумение, но получилось так, что этим своим представлением себя он как бы разделил между ними всё то, чего ему пока недоставало как руководителю, и что они должны были восполнить теперь вместе с ним.
Петухов считал себя удачливым человеком. Воевал, а живой, и даже не сильно поврежденный. У него Соня и чудесная дочь. Доверили ответственную работу, зачеты сдаёт в вечернем нормально - скоро инженер, поэтому он к людям относился всегда несколько стеснительно, полагая, что ему хорошо, а им вот ещё плохо, и когда к нему обращались с разного рода просьбами, даже если и не всегда обоснованными, Петухов, теряя много в глазах руководства, досаждал ему в этих случаях настойчивостью в удовлетворении таких просьб.
В жизни Петуховых никогда не возникали моменты, которых, по их мнению, они не могли бы преодолеть сами, и поэтому полагали, что если кто кого-нибудь о чем-нибудь просит, - значит, это та крайность, обойти которую невозможно.