Но Пугачёв, считая всех, кто находился за расположением батальона, тыловиками, приписывал такую реакцию на себя не своей внешности, а просто женскому состраданию к тем, кто с передовой.
И, пребывая в таком возвышенном заблуждении, вёл себя чрезвычайно сдержанно, что принимали одни за зазнайство, другие за высокомерие, третьи за избалованность «по этой самой части».
В сущности, он просто был кроток с женщинами и уступал самой настойчивой, не решаясь обидеть, в то время, когда ему нравилась, может, совсем, совсем другая.
Соня, узнав, что Пугачёв командир того батальона, где ротой командует Петухов, сказала, пристально глядя Пугачёву в глаза:
- Я хотела бы с вами поговорить. - И, встав, пояснила: - о личном.
У Пугачёва покраснели скулы, он растерялся, но все-таки вышел из палатки вместе с Соней, провожаемый игривыми взглядами. И когда они отошли, Пугачёв спросил сердито:
- Ну, в чем дело?
Соня провела рукой по его руке успокаивающим жестом, попросила:
- Пожалуйста, не сердитесь. Может, я и допустила неловкость - так сразу после всех этих разговоров: давайте выйдем. Вы про это подумали? Получилось действительно глупо. - Предложила: - Если хотите, вернёмся? Я могу и при всех псе сказать.
- Что именно? - спросил Пугачёв. При лунном свете лицо девушки в белокурых волосах выглядело нежным и скорбным.
- Возьмите меня к себе... санинструктором!
Пугачёв, усмотрев в этом иное, слишком уж откровенное, сказал сдавленным голосом, испытывая и перебарывая волнение:
- Извините, но я решительно против зачисления во вверенный мне батальон женщин в любом качестве. - И тут же шутливо заметил: - Что касается вас лично, готов на какие угодно жертвы, только со своей стороны.
- Странно, - сказала Соня. - Гриша мне о вас рассказывал как о человеке необычайном, а вы, оказывается, довольно-таки ординарная личность.
- Гриша, кто такой Гриша?
- Лейтенант Петухов, - с гордостью продолжала Соня и тут же спохватилась: - Но вы не посмеете.
- А что я могу посметь? Заочный подхалимаж, только и всего.
- Неправда, - твёрдо заявила Соня.
- Верно, неправда, -согласился Пугачёв. - Он человечишка правильный.
- Человечишка! А вы кто?
- Ладно, - сказал Пугачёв. - Вас понял! Это он вас в тыл сопровождал, а теперь вы его хотите пожизненно сопровождать. Так?
- Хоть бы и так, - сказала Соня.
- Видеть его хотите?
- Хочу очень.
- Прикажу явиться.
Пугачёв поднес руку к пилотке:
- Разрешите быть свободным. - Усмехнулся: - От вас.
И он ушел, досадуя на то волнение, которое почувствовал при молящих словах девушки: «Возьмите меня к себе... санинструктором». Последнее «санинструктором» он даже сразу и не расслышал от волнения, внезапно охватившей его чувственности и теперь испытывал только злобное отвращение к себе и вообще презрение за то, что попёрся с Лебедевым сюда, хорошо зная, что Лебедев потом едко, бесцеремонно и безжалостно высмеивает тех, кто ходит с ним в «девишник». Но сам Лебедев ходит туда потому, что связистка Кошелева, заика с вытекшим глазом, была ранена вместе с ним одной миной, и она волокла его из-под огня, спасла жизнь и, когда он ещё в госпитале предложил ей стать его женой, сказала:
- Здрасте! Это ещё что за подаяние!
И Лебедев не мог доказать ей, что на всю жизнь она осталась в его сознании той, какой была до ранения, и ничто не может изменить её облика в памяти его, и её ранение - ерунда, как, например, большая родинка на прекрасном лице.
Она не верила.
А Лебедев все продолжал верить, что когда-нибудь убедит её.
Но, чтобы не вынуждать её слушать его, он ходил в этот «девишник», притворяясь, будто приходит сюда её только из-за неё.
Комсорг подразделения связисток Нелли Коровушкина, призывая повысить качество работы, приводила в пример линейщика Степанова, погибшего от пули снайпера. В предсмертном усилии Степанов, зажав в зубах оба конца рассеченного осколком провода, уже мёртвым удерживал связь.
Связистки слушали своего комсорга и соглашались с тем, что они действительно находятся здесь в привилегированных условиях по сравнению с передовой, поэтому во время дежурств они обязаны ещё больше усилить чёткость, внимательность, знать все линии назубок, чтобы по кратчайшим выходить на объект, быстро запоминать часто меняющиеся позывные и всегда помнить, что они только придатки к аппаратуре, а вовсе не Люси, Жени, Нины и тому подобное, и поэтому не сметь при вызове придавать своим голосам какие-то особые интонации, по которым их узнают. Отвечать только кратко, механически, без выражения, а всякие излишние слова - злоупотребление своей должностью.