- А Бобров?
- Вот, - с гордостью произнесла Нюра, - глядите, какая зажигалка! Трофейная! Я ему осторожно сказала. Не знаю, понял он мой намёк или нет. «Вот, - говорю, - если б ты моему отцу такую принес, это ему радость, на ветру не гаснет, он бы тебе за неё что хочешь отдал бы». И нарочно глаза опустила, чтобы понял, как я смущаюсь.
- Ну и как?
- Никак, - вздохнула Нюра. - Взял свой платок, вытер мне им губы и велел больше не мазаться, только и всего. А когда я его индивидуальным пакетом бинтовала и своё лицо совсем ему близко подставила, ноль внимания.
- И сильно его ранили?
- Если б сильно, разве я тут была б? - рассердилась Нюра. - Ткнули ножом, и все. Бобров всегда наперед других лезет. Брал «языка», а тот его и пырнул. А мы этого фашиста целёхонького пассажиром на самолёте потом везли. Я даже на него ни разу и не посмотрела, такая злость была, ещё мог и инфекцию Боброву занести.
То, что Соня Красовская влюбилась в лейтенанта Григория Петухова, на ближайших её подруг, связисток, не произвело особого впечатления. Даже после того, как Соня, волнуясь, поведала им об этом.
Нюра Хохлова сказала рассудительно:
- А что! И правильно. С другим ходят и ходят, а что он за тип, по одним словам ещё неизвестно. Но вот если в беде себя показал - вполне надёжно! Наши рыбачки о парнях как судят? Не по тому, как на земле форсят, а как в шторм на море себя показывают.
Нелли Коровушкина заметила равнодушно:
- В сущности, Нюра права, человеческая личность выявляется в трудностях, и с точки зрения общественной такой выбор не может вызвать отрицательного отношения, хотя я лично все эти бабские эмоции на фронте не одобряю.
Нелли, как она рассказывала, выросла «в толпе мужиков». Мать умерла рано. У Нелли было пять братьев с незначительной разницей в возрасте. Она говорила о них снисходительно:
- Все в мать - чёрненькие, малорослые, шумные, всегда что-нибудь переживают. Только я одна в отца - рослая, рыжая. Когда они маленькие были - лупила, подросли - командовала. Отец лётчик-испытатель. Жили при аэродроме. У отца нервы отсутствовали, и у меня тоже. Поэтому он только мне доверял. Баб я вообще не люблю. Может, оттого, что не хотела, чтобы отец снова женился. Подмечала у знакомых женщин только плохое, хотя среди них были и хорошие. У отца был друг - бортмеханик.
Проводили тренировочные занятия, прыжки с парашютом с малой высоты. Бортмеханик выбросился, парашют не раскрылся, ну, сами понимаете... Отец снял с разбившегося механика парашют, надел на себя и повторил тут же прыжок с малой высоты, у отца парашют бортмеханика раскрылся.
Когда я сказала отцу: «Ты же геройски поступил», - он только поморщился, пожал плечами, сказал сердито: «Ерунда. Дело не в этом. - И потом огорченно: - Ты пойми, сколько лет с ним дружил, летал, а вот слабину в нём и не заметил. Кольцо от тросика в складку попало, так рвани за тросик, а он растерялся. Выходит, я виноват в его гибели. Сколько лет дружил, летал и не заметил, что в критические моменты он способен теряться. А такой психологический недостаток можно было б преодолеть, если бы я в критические моменты, какие у нас бывали, не всё брал на себя. Вот он и привык рассчитывать на других - в данном случае на укладчика парашюта. Не проверил перед самым прыжком, понадеялся, а своей инициативы в критический момент не проявил». И меня отец приучил прежде всего на самое себя только рассчитывать.
- А чего же ты, как отец, в летчицы не пошла? - осведомилась Нюра. - Была бы сейчас в женском полку, получила Героя.
- Я в аэроклубе училась, летала, - сказала Нелли, - но... Мой школьный товарищ, мы с ним за одной партой всегда сидели, и в клуб он из-за меня поступил, ну, словом, я к нему как к товарищу, а он с любовью, ну я ему в шутку: «Говорят, ты во время пилотажа так за ручку управления хватаешься, словно выпасть из самолёта боишься. И потом на земле пальцы разжать не можешь. Если так переживать, зачем летать?» Ну его очередь на взлёт, и он заложил фигуру, которую без инструктора никогда не совершал, и все. Искалечился. Я отцу рассказала. Он человек принципиальный. Как вышел мой школьный приятель из госпиталя, собственно, не вышел, а на костылях висел, ну что ж, я настояла и стала его женой, года два, что ли, прожили, а потом он умер. Простудился, организмом слабый, и умер.
- Выходит, ты его всё-таки полюбила? - спросила Нюра.
- Нет, пожалуй, не любила, то есть любила за то, что он меня так сильно любил, но это же не всё.
- А что ещё? - спросила Ольга Кошелева, поднося ладонь к пустой глазнице. - Что ещё? - произнесла она, заглатывая прерывисто воздух.
- Не знаю, - вяло сказала Нелли. - Я считала, что он ко мне тянется только потому, что все говорят - красивая, только за это. Ну за оболочку мою, что ли. Но ведь я с ним хорошей не была, даже часто обижала. Как же можно так унижаться из-за одной чужой внешности и все терпеть только за одну внешность?