Выбрать главу

- Ну я уговаривала. Сказала, что ленинградка. Письма даже прочла от знакомых. Они писали, как мои все от голода умерли, все.

- А фашист что?

- Я ему его родственников фотографии, которые мы из его кармана вынули, показываю, спрашиваю: «Вот если б они так, как мои, все умерли, как бы вы с нами поступили, если б в таком, как вы сейчас, положении оказались?» Отвечает: «Повесил».

- А ты цацкалась?

- Цацкалась! Перевязала. Все индивидуальные пакеты на него истратила. Потом, говорю, можете к своим уходить. Вас ваши же повесят. Соврала, будто Лебедев у другого пленного шифр и код узнал. И теперь мы передадим по громкоговорителям, что он, этот офицер Грюне, нам все сообщил и за это его отпустили. Он и свял.

- Молодец, ловко его запутала! - одобрила Нюра.

- Когда этого Грюне мы к себе вывели, доложила Лебедеву, на чем фашиста поймала. Лебедев нахмурился и потом на допросе прямо ему сказал, на чем он попался, и заявил, что подобные методы считает скверными, недостойными. Грюне даже растерялся от того, что ему сказал Лебедев, ну а потом на дальнейшем допросе сообщил, что он меня тоже обманул, старый, снятый код и шифр сообщил, а вовсе не действующий.

- Значит, все впустую? - огорчилась Нюра.

- Зачем? Лебедев с ним долго возился. Грюне, оказывается, инженер и не в фашистской партии. Свёл его с членами комитета «Свободная Германия», потом Лебедев его действующим шифром и кодом ещё долго пользовался по линии дезориентации противника и расшифровки их радиодонесений.

- Значит, то, что ленинградцев они голодом морили, это до вашего Грюне не дошло. Зря только про своё горе рассказывала. Нашла кому!

- Лебедев сказал - не зря. Он на эту тему с ним долго говорил и меня вызывал снова для разговора, но я не смогла. Когда Грюне у меня на руках кровью истекал, думала - кончается, говорила так, словно в смерть его этими словами провожала, а когда за столом, за чаем - не могла, сдавило горло, и не могла.

- А ты видела, как у Лебедева руки трясутся, и глаза, как у умирающего, и он лепечет: «Не могу, вы сами»? - жёстко спросила Нелли. - А я видела и слышала. Это когда на всех твоих похоронка пришла.

- Как известили, на другой же день он меня в группу взял в тыл идти, - сказала Ольга глухо. - Я даже никогда не думала, что в такую группу возьмут. А он взял.

- Он всё может, - заверила Нюра. - Говорят, он тут не от дивизии даже, не от штаба армии, а даже от чего-то выше. И в его подразделение всегда новые люди приходят, будто рядовые, а на самом деле нет, и, когда войсковая разведка боем, он её использует для выхода тех, кого засылал...

- А ты помалкивай! - оборвала Нелли.

- Я и молчу. Только одна Тамара Ивановна знает, кто из нас лебедевские, а кто дивизионные. Хорошо бы, если б она нам, лебедевским, доппаёк выделяла, а то как всем.

- А вот меня Лебедев в группу брать не хочет. Комсорга брать не хочет, даже политически это неправильно, - пожаловалась Нелли Коровушкина.

- И правильно, что не берет, - резко заявила Хохлова. - Чтобы за тобой там каждый боец ухаживал и рацию за тебя нёс, и питание, и НЗ. В любой обстановке никто на твою красоту свой инстинкт не подавит, хочешь ты этого или не хочешь, факт. У аппарата сидим, к кому первой дежурные по штабу с документами подходят - к тебе! Потому что даже диктовать тебе им приятно. Удовольствие им тебе диктовать. А в боевой обстановке всё это ни к чему, и Лебедев понимает.

- Но Ольгу же он брал в группу?

- Другая статья, - строго сказала Хохлова. - Хоть она и не хуже тебя по красоте была, но он её, во-первых, от личного горя уводил, и потом у него особое личное к ней чувство.

- Ну а Красовскую посылал же!

- Подумаешь, задание, - снисходительно произнесла Нюра. - Смотаться туда и обратно пассажиркой на самолёте, принять в партизанском отряде на свою рацию сигнал и обратно со всеми удобствами.

- Но их же сбили!

- Так и здесь могут в самом штабе с воздуха накрыть. И она вышла не одна, а с лейтенантом плюс любовь, - почти пропела Нюра.

Отчетливо ступая на каблуки, прошагала к столу старшина Солнцева. Статно села на скамью, чуть морщась от боли в спине, спросила, строго сводя белесые брови:

- Ты зачем, Хохлова, свой розовый и синий трикотаж на самом виду вывесила?

- Я же веточками замаскировала, значит, вовсе не на виду.

- Странно, откуда у фронтовички такое неположенное бельё?

- Из дому, - сказала Нюра. - Те, кто ещё на финской были, советовали шелковое - против вшивости.

- И в тыл так наряжаешься? Для кого?

- Для себя, чтобы уютней было.

- Ох, Хохлова, смотри!

- Уж как я себя, товарищ старшина, берегу для мужа, дальше некуда.

- А кудельки зачем опять накрутила?

- Для красоты!

- Тебе же гладкие идут, на прямой пробор. Такая была бы Аленушка лесная.