Он собрал сильный артиллерийско-миномётный кулак и пользовался им смело и решительно.
Наткнувшись на остатки кавалерийской части, из кавалеристов сформировал пехотное подразделение, из конского состава создал резерв для того, чтобы ни одно орудие, брошенное другими, не оставлять врагу. В обозе он гнал скот и даже стадо свиней, обеспечив обильное питание своему войску. За бои под Смоленском его дивизия получила звание гвардейской.
Но инспектора штаба фронта потом обнаружили в его дивизии сверхштатное, неположенное количество орудий, миномётов, боеприпасов, а также прочего не сданного трофейного оружия и армейского имущества, за это он получил взыскание.
Командующий фронтом после вручения правительственной награды генералу Лядову сказал добродушно:
- Ты извини, Юрий Владимирович! Наши бюрократы за то, что ты кое-что из военной техники зажал, хотели на хвост соли тебе насыпать, но я им выдал, формалистам. Это же геройство - ничего врагу не оставить. Тоже мне законники!
Лядов сказал сухо:
- Строгое соблюдение уставных положений - первое требование для всех в действующей армии. Полагаю, взыскание наложено правильно.
- Обиделся! - горячо воскликнул командующий.
- Обрадовался, - поправил Лядов. - Армейские законы но должны нарушаться ни при каких условиях - ни при отступлении, ни при наступлении. Так должно быть и впредь.
И когда дивизия вела бои с превосходящим противником, и когда отступала перед его натиском, Лядов с жестокой педантичностью требовал от своих подчинённых всего того, что они обычно выполняли на полевых учениях в мирное время, добиваясь высоких оценок от высшего командования, присутствующего на учениях. И Лядов карал непреклонно за любое отклонение.
На совещаниях, подводя итоги, он произносил обычно:
- Нас готовили к войне, учили воевать. Мы профессионально военные люди. Как бы ни складывалась временно обстановка, точное выполнение своих обязанностей - первое условие, чтобы содействовать оптимальному использованию тех возможностей, которыми на данное время мы весьма ограниченно располагаем.
Из своего сознания он как бы исключил то, как сложилась обстановка на всем фронте. Он воевал своей дивизией и требовал от подчинённых оценивать обстановку только в соответствии с действиями своей дивизии.
Он утверждал:
- Если враг несёт большие потери в боях, чем наша дивизия, значит, выигрываем мы, отступая, и проигрывает он, наступая. И будьте любезны руководствоваться только этими реальностями и доводить это до сознания всех бойцов.
Его дивизия прошла с боями почти от самой границы, не имея связи с высшим командованием, но потери её были сравнительно незначительными. И хотя в своей педантичной требовательности, нетерпимости к любым нарушениям Лядов был крайне непреклонным, количество трибунальских дел в его дивизии оказалось ничтожным, так же как и дел, переданных в партийную комиссию. Почему?
Лядов верил людям. После вынесения приговора трибуналом он сам лично предоставлял проштрафившимся право искупить вину в бою. И если человек проявлял себя в бою, он или снимал или смягчал меру взыскания.
Он сказал офицеру юстиции:
- Вот вы заявили одному струсившему: «Родина без тебя обойдется, а ты - червь. Я решительный противник подобных афоризмов. Чем выше мера наказания, тем больше наша личная ответственность за её применение и, если хотите, вина за то, что мы вынуждены прибегать к крайним мерам, которые выносим от имени Родины, особенно в этой сложной обстановке. Лишать же Родины можно только изменников.
Закон суров, но справедлив, - говорил Лядов. - Когда человек хочет и может кровью искупить свою вину, не дать ему этой возможности несправедливо.
Унижать унизившегося! - морщился Лядов. - Для чего? Чтобы он потерял окончательно всякую надежду стать иным? Строгое соблюдение дисциплинарных законов не для внушения страха перед воинским законом, а прежде всего свидетельство того, что они неотвратимы для всех и каждого. От вины одного могут пострадать многие. Значит, мы применяем закон её только как кару одного, а как средство защиты многих от вины одного. Значит, не пугаем законом, а защищаем законом...
Обычно мало говоря на отвлеченные темы, Лядов позволял себе, как он выражался, «словесную распущенность» только в присутствии Ивана Яковлевича Селезнёва.
Прохаживаясь по землянке, он говорил:
- Я полагаю, когда мы полностью овладели стратегической инициативой и протяженность фронта противника соответственно сократилась, этим самым усилилась плотность его боевых порядков, огневых средств, увеличилась мощь оборонительных инженерных сооружений, сократились коммуникации. Значит, для нашей дивизии противник стал не слабее, а сильнее. Кроме того, он понимает, что каждое проигранное им сражение ныне означает решительное и катастрофическое поражение, вторжение наших войск в Германию. И это сознание может усилить стойкость врага. Значит, мы вступаем в самый высший этап военной борьбы, равного которому по своей двусторонней мощи не было в истории.