— Господи, Коля! — воскликнул он, осматривая меня. — Ты как, живой? Да ты как оживший мертвец выглядишь! Блин! Медиков сюда! МЕДИКИ!
— Успокойся, — остановил я его, поморщившись от его крика. Голова болела невыносимо. — Я в норме.
Тут же подбежали два санитара с носилками, но я наотрез отказался от помощи.
— Внутри мальчик двенадцати лет с пулевым ранением в голову, — сказал им я. — Жив. Это мой брат.
— Там чисто? — спросил Паша. Медики тоже ждали моего ответа.
— Да, — ответил я. — Безопасно.
Санитары тут же побежали в здание, вслед за ними побежали ещё с десяток полицейских.
— Что, чёрт возьми, здесь произошло? — требовательно спросил он у меня. — Поступили доклады о перестрелке в брошенном здании неподалёку, какие-то синие вспышки, а потом ещё и смерч и очень странная гроза. Смерч в ноябре в Питере, ты представляешь?
— Представляю, — устало кивнул я. — Даже не знаю, с чего начать.
— Санитары! Санитары! — донёсся до нас крик из здания. — Здесь есть ещё один живой!
Ещё одна бригада сорвалась с места с носилками. Они подбежали к зданию и, выпустив оттуда предыдущую, с Сашкой на носилках, вошли внутрь. Я прислушался: из здания доносился многоголосый мат, люди удивлялись тому, что представляло из себя здание сейчас. Снесённая крыша, куча обгорелых обломков, повсюду подпалины после Алексея и Анны, от воды наверняка идёт пар — она ещё не остыла. Хорошо если варёная рыба не плавает.
Они сказали, что там есть ещё живой. Наумов, чёртов сукин сын, выжил всё-таки. Похоже, его течением принесло обратно.
Показались санитары, выносящие из здания человека, но это был не Наумов. У меня всё упало.
— Алексей, — прошептал я, глядя на него, прикрытого простынёй. Он с виду был самым здоровым из нас. — Проклятье.
— Что, твой знакомый? — без сарказма спросил Паша.
Должно быть, он предположил, что я ругаюсь потому, что задело моего знакомого. Ему и в голову не мог прийти иной вариант при условии, что он знает меня достаточно близко.
— Вроде того, — ответил я. — Но это ещё не все. Там где-то в заливе плавает Наумов.
— Наумов? — переспросил Паша. — Это тот, который к нам месяц назад приходил? Которого ты, ну, врагом своим объявил?
— Да.
— Уж не ты ли его в море скинул?
— Нет. Слушай, я потом всё объясню, мне надо к брату.
— Иди, только не уезжай вместе с ним.
— Почему?
— На тебе ещё висит куча обвинений.
Чёрт. Я совсем забыл про это.
— Надеюсь, ты не веришь этому, — с надеждой сказал я.
— Нет конечно, — честно ответил он. — Но поделать ничего не могу. Иди уже.
К скорой, в которую погрузили Сашку, я подойти не успел — она укатила, мне только сообщили, в какой больнице его искать теперь. Поэтому я вернулся к машине Нестеренко, но того уже не было там — ушёл внутрь здания. Наумова нашли быстро и отнесли в ещё одну скорую, но теперь уже я успел его поймать. Он, к моему удивлению, был в полном сознании.
— Куда! — нагло остановил меня санитар, не пустив в машину. — Не видишь, кто здесь? Тебе в соседнюю машину, там тебя осмотрят.
— Всё нормально, — пробасил Наумов. — Я потерплю, пусть войдёт. И закрой дверь, мне с ним надо поговорить.
Санитар неодобрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я залез в машину, где кроме Наумова никого больше не было, и закрыл за собой дверь. Все посторонние звуки немного поутихли.
— Ну, и зачем ты пришёл? — спросил меня Наумов.
Он лежал на специальной койке, ему дали кислородную маску, через которую он периодически вдыхал. Выглядел он тоже не самым лучшим образом, током его потрепало хорошо, однако он не шёл ни в какое сравнение ни с Анной, ни даже с Джоном, не говоря уж обо мне.
Вместо ответа я со всей силы двинул ему в живот локтём, он тут же согнулся и закашлялся. Я худой, локоть у меня острый как хрен знает что, так что удары им очень болезненные. Я дал Наумову отдышаться, и только потом ответил:
— Поговорить пришёл.
— Ну так говори! — рявкнул он на меня, но я не труханул. Хозяином положения сейчас был я, и он это знал.
— Ещё раз тронешь хоть кого-нибудь из моих близких — я разорву тебя на части. В буквальном смысле, и именно благодаря тебе я это смогу.
— Телекинез, — Наумов усмехнулся. — Мой юный друг, ты не перестаёшь меня удивлять.
— Какой я к чертям тебе юный друг?!
— Это речевой оборот, Рылеева не учил в школе?
— процитировал он, глядя на меня.
— Как мило, — съязвил я. — Мне особенно нравится «я сам к погибели бегу». Ты не ощущаешь сходства стихотворения и твоей ситуации?
— Это просто стих, — усмехнулся он. — Меня по-прежнему интересуешь ты. Ты — нонсенс даже среди таких, как ты! Сразу две способности, но, похоже, о наличии второй ты и сам не подозревал, да? Я даже в какой-то мере оказал тебе услугу.
— Услугу?! — вскрикнул я. — Ты застрелил моего брата!
— Прискорбная случайность, — немедленно откликнулся он. — Но он всё ещё жив, я так понимаю? Какая удивительная семья, ты только глянь!
Я захотел ударить его ещё раз, но он остановил меня.
— Не горячись! Я распоряжусь, чтобы ему оказали лучшее лечение.
— Нам от тебя ничего не нужно!
— Я клянусь, что я не трону его. Только дам денег и найму лучших хирургов.
— Я тебе не верю. Ты уже поклялся один раз, и тут же нарушил клятву.
— Ты тоже. Ты пришёл на ту встречу с другом, его Романом зовут, не так ли? Я всё про тебя знаю. И теперь я ещё больше убеждён в том, что ты мне нужен. Нам всем нужен, грядут серьёзные перемены. Моё предложение о сотрудничестве по-прежнему в силе.
— Пошёл ты! — я не вытерпел и плюнул ему в лицо.
Он вздрогнул, затем без омерзения вытер слюну простынёй.
Я вылез из машины и позвал санитара:
— Всё, мы закончили. Увозите его, а то он окоченел совсем уже.
— Я сниму все обвинения с тебя! — крикнул мне вслед Наумов.
— Бла-бла-бла… — я передразнил его рукой и пошёл прочь.
Ещё одна скорая уехала, затем меня стали осматривать в последней машине. Меня тоже хотели госпитализировать, но из-за моих обвинений и из-за того, что я всё-таки в неотложной помощи не нуждался, меня не позволили увезти. Паша по-дружески похлопал меня по спине (я тут же застонал — расцарапанную спину сильно защипало) и пригласил сесть в его машину, после чего лично повёз меня в отделение.
Всё было кончено. Я — вне закона, но это пока что. Мне что-то подсказывало, что Наумов таки снимет все обвинения с меня. Анна и Джон подлечатся и продолжат борьбу, если не сдадутся и не решат сбежать. Я дам показания, придётся опять много врать, поэтому мне следует сейчас всё как следует продумать. Не могу же я рассказать им всю правду — меня сочтут сумасшедшим, двинувшимся из-за всего, что произошло со мной за последнее время. Но несколько людей, из числа тех, кому я могу верить и доверять, должны знать, что же здесь на самом деле случилось.
Наручников на меня не надели — во-первых Пашка поручился за меня, а во-вторых, медики строго-настрого запретили, едва глянув на мои запястья. Мои раны кое-как обработали прямо в скорой, даже зашили по-быстрому некоторые царапины, показавшиеся им самыми серьёзными, забинтовали кисти рук и лодыжки, налепили здоровенный пластырь во всю спину, вкололи с десяток уколов и отпустили, поскольку кому-то там из полицейской верхушки не терпелось допросить того, кто мог сейчас говорить, но при этом не обладал высоким чином. То есть, я оказался крайним. А уже после допроса меня должны были переправить в больницу и приставить ко мне охрану. Такие вот дела.
Я сунул руки в карманы потрёпанных штанов и случайно обнаружил у себя в кармане ампулу с RD, только без наклейки — её на какой-то стадии битвы оторвало. Я захотел её выкинуть, но не стал — а вдруг пригодится? Правда, перед допросом всё равно проведут обыск.
А так — всё было кончено, по крайней мере, на какое-то время. Я наконец-то отдохну, пусть и в больнице или даже в тюрьме.