Как вы, наверное, догадались, я – дитя второго мира, мира зеленых ветвей и шумной листвы, пушистых хвостов и стрекочущих крыльев, бурлящих потоков и бархатных цветов. Я – молодая береза, растущая в городском парке у одной из десятков скамеек. Вернее... но нет, так как история эта началась еще тогда, когда я от всей души гордилась несметным количеством гибких веточек, то и повествование следует начинать с тех далеких дней, когда жизнь текла спокойно и однообразно, а мечты, казалось, так и должны были остаться всего лишь мечтами.
***
Мейгвэй-Парк в западной части Риттервея – славное место. Небольшой, но в то же время светлый и уютный, с бесчисленным множеством тропинок, зеленых газонов и благоухающих клумб, на которых обращают к солнцу нежные бутоны сотни и тысячи роз. Деревьев здесь достаточно для того, чтобы в жаркий день спасительная тень покрывала головы гуляющих, но их едва ли хватает, чтобы заставить посетителей парка хоть на несколько мгновений забыть о том, что этот чудесный уголок природы окружает огромный железобетонный зверь со стеклянными глазницами. Неутомимый рёв машин отрезвляет даже самого отчаянного мечтателя, постоянно напоминая о том, что несколько шагов в сторону – и суетливая реальность вновь заключит его в свои хищные когти.
Аллея, у которой я была посажена, как раз находилась недалеко от шоссе, поэтому в отличие от менее удачливых деревьев, я имела возможность ежедневно видеть небольшой клочок той незнакомой жизни, о которой могла судить лишь по невероятным слухам. Возможно, кто-то удивится, что я пишу здесь о каком-то зрении и слухе у растений, но спешу разуверить тех, кто уже скептически поднял бровь – мы все видим и слышим, просто устроены иначе, и, соответственно, у нас все происходит иначе. Увы, большинство людей придерживаются обидного мнения, которое почти безоговорочно отождествляют с истиной – если чего-то не видно, значит, этого нет. Деревья не могут общаться между собой, ведь они не произносят слова, а птицы просто поют, ведь кто они такие! Но если бы только люди могли нас понять, как бы они тогда удивились, узнав, как много мы о них знаем! Об их образе жизни, ценностях, и даже о том, что они любят, а кого ненавидят! Когда ты прикован к месту, когда волею судьбы отрезан от бурлящего водоворота жизни, как много времени появляется на то, чтобы смиренно наблюдать!
Большую часть знаний о первом мире – мире людей – мне передала соседка, старая липа. Она росла в парке уже очень давно, и очень много знала, поэтому я с жадным нетерпением вслушивалась в странные, а порой и вовсе нелепые истории о кораблях, которые вроде бы плавают по необъятным соленым лужам, о театрах, в которых вроде бы одни люди притворяются другими, а те, другие, приходят и смотрят на них… Она рассказывала о многих вещах, событиях и науках, в том числе и о нас, и каждая новая информация казалась невероятнее предыдущей.
Не знаю, когда у меня впервые появилось это бессильное отчаянье – сознанье того, что я не человек, и никогда им не стану, – возможно, после одного из таких рассказов. Как-то раз я совершенно случайно поймала себя на мысли, что страшно завидую одной девочке, о которой говорила липа – эта девочка любила петь, и страстно мечтала стать певицей. Ее мечта сбылась, когда она повзрослела и смогла воплотить ее в реальность. Вот тут-то я неожиданно и обнаружила, как повезло девочке родиться человеком и как не повезло мне быть всего лишь безликим деревом, неспособным без помощи ветра даже нормально пошевелить собственными ветвями.
От резкого осознания того, что мой удел – всё долгое, бесцветное существование провести на одном месте, наблюдая за праздником жизни с ее обочины, я впала в такое безграничное уныние, что на многие дни замкнулась в безутешной печали. Если раньше бесконечные разговоры о людях, их развлечениях и заботах радовали меня, то теперь об этом было больно слышать. Я смотрела на маленьких девочек и представляла, каково это – идти в красивом розовом платьице с бантиком и улыбаться маме… Ах, я даже не знала свою маму, если такое чудесное понятие вообще можно употреблять в отношении деревьев. Даже у птички, которая свила в моих ветвях гнездо и выращивала милых птенчиков – даже у нее была мама!