Карвер глянул ему в лицо. Орсино смотрел куда-то мимо тел погибших магов, и Карвера что-то резко прошило насквозь через грудную клетку. Наверное, так врагов мечом пронзали.
Не до конца понимая, что делает, он уцепил наставника за рукав и прямо ответил на удивлённый взгляд. Отлично. Встряхнул, кажется.
— Нам нужно решить, как мы войдём в Крепость, — Орсино очень мягко и почти незаметно выудил рукав из пальцев Карвера и заговорил почти так же, как всегда, практически неотличимо от обычного своего тона. — Я могу их отвлечь. Вы тем временем войдёте внутрь. У них заложники. Прорываться нельзя.
Мередит и Авелин очень похоже скрипнули зубами, но спорить не стала ни одна.
Дальше для Карвера всё слилось в одну дикую пляску заклятий, мечей, топоров, болтов и стрел. Потому что… отвлечение отвлечением, но когда Гаррет со своими людьми влетел в Крепость, за спинами заревело, зарычало, загрохотало — кунари, державшие в Крепости заложников, как выяснилось, ждали подкрепления. И дать этому подкреплению войти внутрь было никак нельзя.
Биться бок о бок с храмовниками оказалось не так уж плохо. Особенно Карвер это оценил, когда сплетал силы для заклятия, а его прикрыли щитом от нацеленного в него, «саирабаза», кунарийского копья.
Их было немного, но силами они обладали сокрушительными. Мередит лишилась двоих людей. Орсино выглядел так, словно прямо сейчас и прямо здесь отпустит посох и упадёт, потому что на своём оружии он почти повис. Зелья у Карвера не осталось, маны, кажется, тоже. Но на время всё затихло.
— Входим, — обронила Мередит. И распахнула двери Крепости, не дожидаясь ни согласия, ни возражения остальных.
«Ну, Гаррет, если ты там лёг — шкуру спущу…».
***
В кабинете Первого Чародея горела только одна свеча.
Орсино стоял, чуть опираясь на свой стол, и медленно, почти по капле, очень мелкими глотками вливал в себя сильнодействующую лириумную настойку. Он позволил себе это только теперь, добравшись до Казематов и кабинета, только разойдясь с Мередит и её храмовниками. Карвер за ним прошмыгнул почти привычно. А ещё — потому, что оставлять его одного не хотелось. Очень уж глаза у него были нехорошие.
От пережитого кружилась голова, Карвер даже предположил, что спать будет не меньше полусуток. Битва, от которых он конкретно отвык за три года сидения в Круге, вымотала его до основания. И ещё как-то надо было уложить в голове, что у Гаррета теперь — титул, а у него, Карвера, следовательно — теоретически больше перспектив в затяжной борьбе с охуевшими храмовниками.
А ещё было нужно куда-то девать их с братом короткий разговор после всего — тот, улучив момент, ухватил Карвера за плечо, оттащил в сторону и спросил в лоб:
— И что у тебя с ним?
Вопроса Карвер не понял. Даже не сразу дошло, о ком там говорит Гаррет. А когда дошло, всё равно не понял — или предпочёл не понять.
— Он как увидел, что ты в отключке, рванул к тебе на всех парах — и сразу исцеление, даже сесть не успел, — сообщил Гаррет. — И знаешь, Карв, это не было особенно похоже на простое «спасти того из своих, кто ещё жив». А потом ещё это «чем ты думал»…
— Не «чем», а «о чём», — зачем-то поправил уязвлённый Карвер. Гаррет умел одним вопросом и парой фраз поставить с ног на голову то, что было привычным. Ну, или раскопать что-то, что ты и сам не знал толком, как назвать. — И что ты думаешь?
Гаррет улыбнулся. В глазах его плясали искорки ещё не отгоревшего триумфа:
— Тут, братишка, главное — не то, что думаю я, а то, что собираешься делать ты. Но я считаю, что делать тебе стоит.
Ага. Спасибо. Помог, так помог.
…Карвер открыл было рот, да не знал, как обратиться. Официального «Первый Чародей» произносить не хотелось, а по имени он попросту боялся.
— Если повторится что-то подобное, — тихо заговорил он, наплевав на обращение: в конце концов, их тут только двое, не со шкафом же он разговаривает! — Если мы снова выйдем в битву — пожалуйста, не отдавайте таких приказов. Не вынуждайте, — он проглотил местоимение, — вас бросать. Пожалуйста. Всё равно этого никто не сделает.
Орсино криво и невесело усмехнулся, и тут же захотелось выразиться не очень куртуазно. Почему — Карвер не знал. Но желание точило.
— Если бы вы ушли — выжил бы не только ты.
Карвер стиснул зубы, огромным усилием гася клокочущую внутри гневную бурю:
— Ага, через два поворота к Казематам на нас налетели бы кунари, которые шли к Крепости, и не выжил бы никто. Не надо, ладно?
Глупая, детская просьба. Чего он собирается достичь, говоря такую чушь?
Орсино прикрыл глаза. Опустевшая склянка из-под зелья выскользнула из его руки и с глухим звоном упала на ковёр. Не разбилась, чуть прокатилась под стол и затихла.
Карвер сделал шаг вперёд. Что он, право слово, мог сейчас сделать, кроме телесного контакта, кроме того, чтобы безмолвно разделить чужую скорбь по людям, которых Орсино был должен — нет, даже призван — защищать, а в итоге получил очередные трупы магов на совесть? Какая тут вообще могла быть помощь, если не та, которую совсем недавно Орсино предложил самому Карверу — тактильное утешение?
И поэтому Карвер просто чуть коснулся его руки повыше локтя и тихо выдохнул:
— Иди сюда.
Без идиотской неловкости, без ещё более идиотского официоза и прочих псевдоорлесианских плясок. Хватит, надоело. Орсино сейчас был предельно открыт, и стремительно стирались границы привычных ролей ученика и учителя, между которыми не было равенства.
Да пошло оно ко всем Порождениям и демонам сразу.
Орсино замер, потом медленно повернул голову, фокусируя, наконец, взгляд — и именно на лице Карвера — и тот сжал руку сильнее, потянул к себе, каким-то краем сознания понимая, что контроль — на нём, что ведёт сейчас он, и что очень скоро само понятие о ведущем и ведомом станет неважным. Только нужно добиться того, чтобы Орсино сделал шаг.
— Карвер.
И не было в его голосе ни отрицания, ни попытки поставить на место — ничего, кроме удивления. Давай, оживай, ну же! Потом ещё наудивляешься. Будет чему.
Карвер поднял левую руку и опустил её на чужое плечо. Ещё раз потянул к себе — мягко, ненавязчиво, словно намекая: я не буду настаивать, но посмотри же, сейчас обоим станет от этого легче, я хочу помочь, тебе нужно, мне нужно, ты можешь не соглашаться, но зачем, зачем же тебе отказываться?..
И когда Орсино под его руками подался навстречу, шагнул ближе, ломая расстояния, что-то внутри болезненно сжалось, а потом вдруг отпустило, раскрылось целиком, окутывая теплом и непонятной пока горькой нежностью.
— Я надеюсь только на то, — на грани слышимости выдохнул Орсино почти Карверу в щёку, — что ты отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь.
Карвер почти против воли улыбнулся на эту попытку поддерживать привычный менторский тон, и коснулся губами кончика уха:
— Именно потому, что я отдаю отчёт — прекрати, пожалуйста, думать.
Принять решение, предложить, взять на себя ответственность — кажется, Карвер этому незаметно для себя научился.
Где и когда — сейчас было всё равно.
Лириум тоже горчил. Горчил, чуть цеплял язык, немного вязало во рту, но отчего-то его горечь была сейчас правильной. Не то, чтобы очень нужной, но правильной. А когда Орсино, выдохнув в губы что-то бессвязное, коснулся спины Карвера между лопаток, бездумно чуть прочертил рукой ниже, Карверу стало уже не до привкуса поцелуя — остался только вкус.