― Федор Матвеевич, ребят моих позови. Они поблизости.
Сеня прижался к стенке и норовил заснуть. С крыльца донесся насмешливый старческий тенорок:
― Оперсосы, вас пахан кличет!
Александр похлопал Сеню по щекам, растер уши ― будил.
― Не надо, ― попросил Сеня.
― А что надо? ― от дверей поинтересовался Казарян.
― Ты кто такой? ― вдруг почти разумно осведомился Пограничник.
― Я ― оперуполномоченный Московского уголовного розыска Роман Казарян. Пойдешь со мной?
― А куда?
― В камеру.
Силы для того, чтобы сообразить, что с ним, иссякли, и Сеня опять приспособился заснуть.
― Кончай балаган, Рома. Пойди пригони машину поближе, а мы с Сережей его под белы ручки поведем.
Пока его вели, Сеня раскачиваясь между Смирновым и Ларионовым, пытался петь "В Кейптаунском порту", а в машине, сидя между Ларионовым и Казяряном, мигом уснул, уснул с храпом и стонами.
― Господи, и такой стопорит! ― удивился Ларионов.
― Это-то и страшно, Сережа, ― серьезно сказал Роман. ― Сколько их таких ― дураков, несмышленных сявок, которые решили, что они ― отпетые урканы. Много бед наделать может шпана эта.
― Рома, ты складское дело полистал? ― перебил его Смирнов.
― Эге. Довольно странная компания там собралась. Много их и разные все. Я списочек готовлю.
― Следователь для закрытия концы рубил?
― На первый взгляд все гладко.
― А на второй?
― Читать надо, Саня, а не листать. А я листал.
Сеню отправили в камеру отсыпаться, Ларионов и Казарян ушли, а Смирнов все сидел в кабинете ― не было сил и желания перемещаться в пространстве. Без стука отворилась дверь, и вошел Сам. Александр вскочил:
― Товарищ комиссар...
― Сиди, сиди, ― расслабленно махнул рукой Сам. ― Ребят отпустил?
― Так точно. А что ― нужно?
― Да нет. Пусть отдыхают, умаялись. У тебя курить что есть?
Смирнов пошарил по карманам, вытащил пустую пачку "Беломора", скомкал ее и бросил в урну. Посмотрел виновато на Ивана Васильевича и вдруг вспомнил: выдвинул ящик стола, достал роскошную черно-зеленую коробку "Герцеговины Флор".
― Ты, как Сталин, ― сказал Иван Васильевич. ― "Герцеговину Флор" куришь.
― Так ведь не было вчера в буфете ничего, вот и взял эти.
― Чего оправдываешься? Кури, что хочешь. ― Сам затянулся еще раз. Слабенькие и кислые. Ты с которого часа сегодня?
― С шести утра.
― Так какого черта здесь торчишь?
― Сейчас пойду, ― пообещал Смирнов, не двигаясь.
― Гоп-стоп размотал?
― Да вроде бы.
― Господи, как голова трещит! Из кабинета своего убежал, надоело. Каждые полчаса начальство по телефону стружку снимает. Я, что ли, эту амнистию объявил? ― Иван Васильевич встал со стула и направился к двери. А в Тимирязевском лесу того... как его там?
― Ленька Жбан.
― По-моему там междусобойчик, Саша.
Сам удалился, закрыв дверь. Александр, не зная зачем, оглядел невзрачную свою комнату. И стол свой пустой, и обшарпанные стулья, и облупившийся сейф. И неяркие огни сада "Эрмитаж" за окном. Не сезон еще.
По Каретному он добрел до Садового и по Садовому доплелся до площади Маяковского. Из окна казалось, что поздно уже. Так нет ― гуляли, вовсю гуляли по улицах москвичи. Да и куда деваться ― в коммуналках набитых только спать с грехом пополам можно.
На метро доехал до станции "Аэропорт". На Инвалидной улице зашел в тошниловку. Обрадованная его визитом, буфетчица Клавка, ничего не спрашивая, трижды клацнула сатуратором, налила пивка, кинула на тарелку бутерброд с красной икрой. За все про все ― червонец без сдачи. Александр отошел в уголок, чтобы не заметили, устроился встоячку за мраморным столиком. Не торопясь, единым духом влил в себя трудовые сто пятьдесят, запил глотком пива, закусил бутербродиком. В желудке постепенно обнаруживалось горячее солнышко. Александр вздохнул и допил пиво. Вовремя: от стойки пер к нему с двумя стаканами в руках Жорка Червяк. И правда червяк ― противоестественно вытянутый, с маленькой головкой.
― Иваныч, я на тебя обиды не держу...
― Давно в Москве? ― перебил его Смирнов.
― Вчерась прибыл.
― Смотри у меня, ― пригрозил Смирнов и ушел из пивной.
На улице широкой грудью хватил холодного воздуха. Пахло талой водой, весной. Вот она расслабка. Жизнь стала неторопливой и симпатичной. У художественного ремесленного училища он свернул на Красноармейскую и мимо школы для дефективных, мимо ее чудесного голого сквера направился домой. Малокоптевский, стоящие покоем дома ― дом два "а", дом два "б", дом два "в".