— Дайте, Бог с ним, лишь бы «Фредерика» вечером отыграл.
После дневной репетиции, в ожидании спектакля, за столиком в буфете сидели и ели ленивые голубцы и «столичный» салат Лелик Леваков, Олег Андреев, Жора Траугот и Саня Новиков.
— Он так и не выходил? — спросил Андреев, жадно поглощая пищу.
— А то ты сам не видел. Его ж на репетиции даже не было, — отозвался Жора, задумчиво перебирая мелкие деревянные бусы на шее.
— А я думаю, что он сильно привирает. Ну быть такого не может, полный бред! — Худощавый Леваков закурил. — Ну посудите сами: клыки полтора метра, запах какой-то жуткий, весь в черной шерсти. Это же чмо какое-то получается.
— О, точно, чмо! — Андреев чуть не подавился куском черного хлеба и жизнерадостно засмеялся. — Давайте так и будем звать это чучело: черное мохнатое отродье!
— Тебе бы только прикалываться, Олежа. Вон какой вымахал, а мозгов маловато. — Леваков зло затушил окурок в пепельнице. — Ты думаешь, что Койгеров просто лохмы свои в гримерке оставил, как ящерица хвост, а сам ходит где-то живой-здоровый?
— Да ничего я не думаю. — Андреев смущенно потупился.
— Вот именно, Олежа. Кто бы это ни сделал, а у нас в театре труп, господа, покойник, причем неизвестно куда девшийся. Куда он испарился? А?
— Так вы думаете, что Мигицко правду говорит? — вступил в разговор Новиков. — Ходит кто-то по театру черный, лохматый, с двухметровыми клыками и народ жрет? А…
Закончить мысль Новикову не удалось: в буфет влетела рыженькая гримерша Маша, любимица всех актеров.
— Мигицко пропал! Сергей Григорьевич!!!
Артисты вскочили, опрокидывая стулья.
— Как пропал?! Он же в гримерке заперся! Никуда не выходил! — закричал Леваков, теряя самообладание.
— Ай, батюшки! — Буфетчицы, бросив боевой пост, обгоняя друг друга, выбежали в коридор.
— Машка, ты путаешь что-то. — Андреев схватил гримершу за плечи и встряхнул. — Как он мог пропасть? Он даже ведро у Пази выпросил, чтобы в туалет не выходить.
Маша уже рыдала на обширном торсе Андреева.
— Вот, вот, оно и осталось, ведро одно, то есть не одно. — Маша опять зарыдала.
— Машенька, то есть не одно ведро? То есть там Сергей Григорьевич? Да? — Траугот успокаивающе гладил девушку по вздрагивающей спине.
— Нет, нет, — твердила Маша между всхлипываниями. — Нет его, не будет теперь «Фредерика», никогда не будет! Бедненький, только и успел, что перед смертью в туалет сходить.
— Так он вышел в туалет и пропал? — уточнил Саня Новиков.
— Да нет, как вы не понимаете! Не ходил он ни в какой туалет, там ведро только, он его «Собакой.ру» прикрыл и все, нет там больше никого. Ведро и кровищи целое море. Целое море…
В буфете повисла тишина.
ГЛАВА 3
«Фредерик» был снят, публике вернули деньги, а театр второй раз за день посетили органы. Они засвидетельствовали исчезновение артиста Мигицко, забрали вещдоки в виде ведра, журнала «Собака.ру» и долго и тщательно фотографировали место происшествия. Пази рвал на себе волосы, актеры были в панике, даже милицейские работники выглядели весьма озадаченными. Вариантов случившегося было всего два: или это было чьей-то дурной шуткой или в театре действительно орудовал серийный маньяк, специализирующийся почему-то исключительно на артистах Театра Ленсовета. В помощь Андрееву и Блоку были выделены трое сотрудников милиции. Близилась ночь.
— Ну что, давайте знакомиться. — Коренастый молодой человек протянул руку: — Сеня.
— А по званию вы кто? — поинтересовался Олежа Андреев, с энтузиазмом жуя бутерброд. Даже страшные события нынешнего дня не лишили его аппетита.
— Старший лейтенант, — улыбнулся с достоинством Сеня. — А это Леша и Вова, лейтенанты, если для вас это важно.
Леша и Вова тоже кивнули, покровительственно глядя на Андреева и Блока.
— Ну что, проведем рейд?
— В женские гримерки пойдем? — Блок приободрился и, в свою очередь, как старожил, покровительственно посмотрел на милиционеров.
— А женщины там есть? — шмыгнул носом Вова.
— Не-а, — засмеялся Андреев. — Шеф сказал, никаких посторонних в связи с этим со всем.
— Тогда начнем с мужских.
Сеня, Леша и Вова с интересом осматривали помещение, гляделись в зеркала, трогали пальцами кушетки.
— А нам этот нравится, Леха Николаев ваш, — смущенно сказал Леша. — В смысле, Почеренков. Конечно, там вранье все, на самом деле все по-другому. Героическое такое редко бывает.