В одном из кабаков торгового поселения по случаю дневного времени почти пусто. Еще слишком рано. Настанет вечер, и в нем рассядутся компании чинных купцов, задиристых охранников и усталых ватажников. В помещении полумрак, светло лишь напротив запыленного окна и у входа, над ним висит новомодная электрическая лампочка. В воздухе стоит запах вчерашних щей, жареного лука и хлебного вина. Водку и спирт вовсю гнал недавно открывшийся городской спиртзавод, алкоголем в поселке торговали в кабаках и лавках. За спиной скучающей за невысоким барьером ядреной, необъятной кабатчицы, солнечные лучи преломляются в длинных, заполненных прозрачным, словно слеза, хлебным вином штофах и пузатых стеклянных кубках. В красном углу едва теплятся лампады, почерневшие лики с икон с немым упреком смотрят на творящиеся в вертепе безобразия. Кабатчица старательно делает вид, что ее не интересует негромкая беседа сидящих за полупустым столом в дальнем темном углу необычных посетителей. Заинтересовала ее странная компания из попаданца и хроноаборигена. Один — ее куратор из службы безопасности, в типичной городской одежде камуфляжного цвета. Второй — в расстегнутом армяке, борода лопатой, явно из недавних переселенцев. Старожилы торгового поселка обычно следовали городской моде и одевались преимущественно в камуфляж. Говорили они тихо, и расстояние было велико, так что любопытная содержательница заведения лишь зря напрягала слух.
Петр Иванович успокаивающе поднял руку. Заговорил, голос мягкий, примирительный:
— Пойми, Степан. Мы не враги староверам. Более того, мы знаем, какие гонения будут на вас в будущем, и хотим их предотвратить. Но для этого нам нужна твоя помощь.
Степка помотал лопатой черной бороды, недоверчиво зыркнул из-под густых бровей, вполголоса забасил:
— Не верю я тебе, господин. Ты сам говорил, что вы из будущего, там победили никонианцы, а истинную веру преследовали, — пальцы поднялись в двуперстном крестном знамении, в глазах загорелся фанатичный блеск, — Ибо сказано. Заблудили и отступили от истинныя веры с Никоном отступником злокозненным, пагубником, еретиком.
Петр Иванович протянул руку, тонкая струйка ядреного квасу пролилась из кувшина в кружку. Он долго пил, оценивающе поглядывая из-за края чашки на Степана. Придя к какому-то выводу, изрек все также мягко, уговаривающе:
— Ты можешь помочь нам предотвратить гонениям на староверов. Мы хотим помочь, мы друзья вам! Знаешь ли ты, что если мы не вмешаемся, то вскоре царь прикажет преследовать старообрядцев, а вы начнете сами себя сжигать, из-за чего тысячи вас погибнут? Знаешь ли ты, что царь уберет Патриарха и создаст Священный Синод, который станет управлять церковью. Только мы можем предотвратить это!
— Лучше сгореть в огне, чем потом попасть в ад! — нахмурившийся Степка истово перекрестился двумя перстами. — Все равно не верю тебе, господин, — старовер упрямо набычился, посверкивая глазами. Жизнь научила его не верить никонианам, обольстителям поборников истинной веры.
«Да что же делать с упрямым старообрядцем? Никакие доводы не действуют. Хоть кол на голове теши! Будущие резиденты уже есть, нужен кто-то вхожий к вождям старообрядцев. Ладно, попробую еще.»
— Мы разрешили вам селиться в окрестностях нашего города, не преследуем, дали возможность построить собственную церковь. Вот ты сам работаешь в мастерской, которую держат на паях ваш купец из старообрядцев и город. Обижают тебя? — Петр Иванович вопрошающе посмотрел на собеседника.
Тот вздохнул и отрицательно покачал головой.
— Вот! — поднял указательный палец сбшник, — Это ли не подтверждение того, что мы не враги старообрядцев, а друзья?
Степка молчал, только в глазах его промелькнула тень сомнения. С улицы послышался шум трактора. Надо дожимать — подумал Петр Иванович и размашисто перекрестился.
— Да вот тебе крест, мы хотим помочь вам!
В глазах Степки промелькнула неуверенность. Если человек крестится хоть бы и троеперстно, врать не станет.
— Крест-то никонианский, щепоточник! — не сдавался молодой старовер.
Петр Иванович пожал плечами: