— Мне было бы слишком тяжело вернуться в Спрэг как раз теперь. Видите ли, Бэрн, я не могу забыть Милли. Конечно, она уже давно умерла. Но иногда я вижу ее во сне, и она кажется мне живой. Мне хотелось бы узнать правду о ее судьбе. Когда-нибудь мне это удастся. Я отправлюсь с Пилчэком в Бразос. Крупная охота теперь там.
— Я собираюсь обосноваться около Спрэга, бросить ружье и взяться за плуг, — сказал Бэрн. — Отец всегда говорил, что наступит день, когда Спрэг будет центром скотоводческого и фермерского района.
— Да, я помню. Это была раньше и моя мечта. Но я изменился. Вероятно, это бродячая жизнь подействовала на меня. Пока меня еще манит простор. Когда-нибудь я вернусь обратно.
— Том, у вас есть сбережения, — задумчиво ответил Бэрн. — Разве не рискованно возить с собой все деньги? Теперь в охотничьих областях есть люди опаснее, чем команчи.
— Я уже думал об этом, — сказал Том. — Это действительно рискованно. И я попрошу вас взять большую часть моих денег и положить их в банк.
— Это хорошая идея. Но представьте себе, что вы не вернетесь? Вы знаете, что нам приходилось переживать, знаете, сколько сильных и способных людей погибло. Подумайте, как нам повезло!
— Я думал и об этом, — многозначительно сказал Том. — Если я не приеду в течение пяти лет, то переведите деньги на имя ваших детей. Деньги теперь не имеют для меня большого значения… Но, по всей вероятности, я вернусь.
Этот разговор происходил в апреле в лагере, расположенном в верховьях Красной реки. В тот день уезжало множество охотников с повозками, нагруженными шкурами бизонов. С одним из таких огромных охотничьих караванов отправлялся на север Бэрн Хэднолл. Том и Пилчэк готовились к большой охоте в окрестностях реки Бразос, о которой ходили слухи, как о каком-то золотом дне. Когда они собирались и подготовляли отряд, к ним явился смуглый человек, небольшого роста, с очень оригинальным лицом, на котором была печать чего-то возвышенного и в то же время комичного.
— Я хотел бы присоединиться к вам, — заявил он Пилчэку.
Разведчик, привыкший оценивать людей с первого взгляда, очевидно, увидел, что это услужливый и способный парень.
— Да, это верно, человек нам нужен. Но он должен быть опытный, — ответил Пилчэк.
— Глупых новичков теперь уже нет, — ухмыльнулся тот. — Я убил и отобрал больше четырех тысяч бизонов. И, кроме того, я кузнец и повар.
— Ну, я вижу, что вы один представляете собою целый отряд, — широко улыбаясь, что с ним редко бывало, ответил Пилчэк. — На каких условиях хотите вы присоединится к нам?
— Расходы, работа, прибыль — все поровну.
— Нет ничего лучше. Думаю, что мы будем рады принять вас. Как ваше имя?
— Джонс, — ответил новоприбывший.
— Том Доон, — добродушно сказал разведчик, — познакомьтесь с Джонсом.
Вместе с другим отрядом новоприбывшего охотника, Хэултона, с которым был сын пятнадцати лет и еще два мальчика немного старше, Пилчэк отправился к реке Бразос. После благополучного путешествия, большею частью по проезжим дорогам, они достигли одного из притоков Бразоса, где им навстречу стали попадаться отдельные небольшие стада бизонов.
— Остановимся здесь на пару дней, прежде чем доберемся до главного стада, — сказал Пилчэк. — Мне очень хотелось бы поохотиться одному. Думаю, что у Бразоса охотники теснятся, как пчелы в улье. Пока можно, побудем подальше от вони и насекомых.
Оба отряда раскинули лагери на близком расстоянии один от другого. Это было, может быть, самое живописное место для лагеря, которое только встречал Том в своих путешествиях по западному Техасу. Пилчэк сказал, что главное стадо, преследуемое массой охотников, прошло в нескольких милях к востоку от этого места. Поэтому воздух там был чистый, вода не загрязнена, трава не измята и деревья не поломаны. Может быть, бой с индейцами так закалил Тома Доона, что истребительная охота на бизонов не вызывала в нем теперь такого чувства, как когда-то. Затем, бродячая жизнь на открытом воздухе превращается в привычку, она приковывает к себе человека. Кроме того, Том постоянно испытывал тоску и недовольство, которое могли смягчить только работа и движение.
Он очень привязался к Черри Хэултону. Это был стройный мальчик, рыжий, с веснушчатым лицом, и, как это и подобало мальчику в западных штатах в семидесятых годах, он преклонялся перед разведчиком и перед Томом, — опытными охотниками на бизонов. Он и его товарищи, братья Дэн и Джо Ньюман пользовались каждой свободной минутой, приставали к Пилчэку и Тому и требовали у них рассказов, как собаки костей.
Оба отряда продвигались вдоль притока по направлению к слиянию его с Бразосом. По мере того, как количество бизонов увеличивалось, они встречали все больше охотников, и в начале мая оказались в области, где находилось главное стадо и где густо расположились охотничьи лагери. Среди этих охотников было немало воров и грабителей, и это вызывало необходимость зорко охранять лагери и всегда оставлять одного или несколько человек на страже. Тому и Черри приходилось часто целый день оставаться в лагере, и это было очень приятное разнообразие, хотя работы было бесконечно много. Лагерь их был расположен в том месте, где Бразос пересекала старинная испанская дорога из Стэкед Плэнс, на которой происходило непрерывное движение. Охотники, нагруженные повозки, новички и старые, опытные люди, солдаты и индейцы проезжали мимо лагеря, и редко выдавался день, когда ни один из путешественников не останавливался хотя бы на час.
Однажды, проездом в форт Уорс, по дороге остановился старый знакомый Тома.
— Робертс! — радостно и изумленно воскликнул Том.
— Я только что из форта Силла, — сказал Робертс, тоже обрадованный.
— И у меня есть новости для вас. Помните ли вы Ниггера Хорса, вождя команчей, с которым мы сражались, когда мне прострелили руку?
— Вряд ли я могу это забыть, — ответил Том.
— Ну, так команчи, оставшиеся в живых, понемногу стали являться в форт Силл и сдаваться. И от них мы узнали, что солдаты выдержали долгий бой с Ниггером Хорсом и какой-то сержант убил старого вождя и его жену.
— А слыхали ли вы что-нибудь о ружье Хэднолла?
— Слыхал. Вы, вероятно, помните, что у Хэднолла было замечательное ружье, как раз такое, какое могло прельстить краснокожих, и обладание этим ружьем оказалось роковым для всех индейцев, которые завладевали им. Первым получил его сын Ниггера Хорса. Это он повел атаку на нас и попал под наш огонь. Он был убит, и помню, труп его был весь пронизан пулями. Затем оно перешло к индейцу по имени Пять Перьев. Выяснилось, что он был тоже убит нами. После этого каждый краснокожий, к которому попадало ружье Хэднолла, погибал. В конце концов, они перестали употреблять его, считая, что это плохая примета для них. Дело же было просто в том, что индейцы, у которых было ружье Хэднолла, становилось безрассудно смелыми, потому что полагались на это ружье и лезли прямо на наш огонь. Но они решили, что тут какое-то дьявольское колдовство.
Глава XVII
Середина июля застала Тома Доона и Пилчэка далеко в низовьях Бразоса, в самой гуще бойни. На расстоянии тридцати миль охотники день за днем истребляли последнее огромное стадо бизонов.
Если климат был тяжелый в середине лета на Красной реке, то здесь стояла невыносимая жара. Однако в ранние часы охота была сравнительно легка. Том Доон усиленно работал больше двух месяцев; он, Пилчэк и Джонс убили три тысячи девятьсот двадцать бизонов, потеряв только небольшой процент шкур. Им теперь не приходилось отвозить шкуры они продавали их на месте.
Вокруг был настоящий кошмар. Том не мог проехать несколько шагов, чтобы не натолкнуться или на кучу костей, или на прогнившую тушу, или на начинающий разлагаться труп, или на только что ободранного бизона. Бывали дни, когда сотни ободранных, окровавленных туш валялись на протяжении многих миль. Хищные птицы носились густыми стаями. И запах разложения был невыносим. Прерия как будто превратилась в какой-то чудовищный, фантастический мясной рынок, и в лагерях было почти невозможно жить из-за мух, клопов, клещей и москитов. Охотники превратились в мясников, и это неизбежно отразилось на их душевном состоянии. Бум! бум! бум! По целым дням треск ружейных выстрелов наполнял раскаленный воздух. Не было лагеря, где не слышен был бы этот грохот. Повозки тряслись по пыльным дорогам. Все отряды работали день и ночь, чтобы увеличивать свои запасы шкур, растягивали их, как будто жизнь каждого охотника зависела от этой непрерывной охоты. Это была настоящая бойня. Том Доон теперь снова уже испытывал то мучительное настроение, против которого он одно время боролся — это было самообличение, сознание, что эта бойня окончательно унизит и обесчестит его, если он немедленно не бросит этого дела. Когда-то у нею был чудесный повод отказаться от этой охоты — Милли Фэйр. Иногда еще взгляд ее темных глаз преследовал его. Если бы она не пропала, он давно бы покончил с этим кровавым развлечением. Рана в его сердце не была залечена. Любовь к Милли продолжала жить в нем, и это одно спасало его от окончательного падения среди этих суровых и жестоких условий жизни.