— Не так. Но предупреждаю сразу — соплячка слабая, долго не выдержит и, вообще… Кажется, на нее раз плюнешь и сломается. Мне, кстати, странно что она прошла инициацию, такая хилячка должна уже быть у изгоев. Не знаешь, никто не способствовал ее баллам, а, Макс?
— Насколько я знаю нет. Но мне и самому удивительно. Сэм вроде говорил, что интересная девчонка, — ну е-мое, ну точно, с Сэмом крутила, тварь. Чернильное полотно бурлящей ненависти не обеспечивает полное сохранение видимого спокойствия и заставляет изучать белую стену за спиной Макса. — Но он точно за нее не просил и никакой протекции не составлял. Так что все сама, как это ни странно. Инструкторы могли поучаствовать? У нее ведь были ты и Фор, так? Ты бы не стал, — наверное, Сэм? — А у Фора девка из Отречения вроде. — Еб*нуться, ну откуда он все знает? Это что, так очевидно? Хотя Фор с девицей последние дни и не скрывались почти, лизались прямо в Яме. Но все равно. А я?! Неудивительно, что он меня подозревает. — Так что давай, Эрик. Допроси малявку, она точно дружила с девкой Фора, должна что-то знать.
— Конечно, Макс, не сомневайся, оформим в лучшем виде! — стараюсь чтобы улыбка была плотоядной и не такой кривой. Надо было просто раньше придушить ее и дело с концом.
Бл*, вот не хочу я ее пытать, не хочу и все. С другой стороны, только в моих силах максимально облегчить ее страдания, всегда можно сделать вид… Для камер… Надо как следует над этим подумать. Только бы никто больше не наблюдал за допросом, а тут как раз вопрос насколько мне доверяют. Потому что, если я буду один на один с ней в пыточной, то вообще без проблем, а вот если будут надзиратели. Вот тогда это полный и безоговорочный пи*здец и нас тогда уже ничего не спасет. Ну как, как, скажите на милость, ее пытать? Видеть ее шоколадные глаза полные боли и слез. Наблюдать как дергается шея с пульсирующей жилкой, которую так приятно прикусывать и вырывать у девчонки стоны, такие надрывные… Мне ДОЛЖНО БЫТЬ — все равно. ДОЛЖНО БЫТЬ — плевать. Все думают, что она предатель, предала свою фракцию, предала меня, спуталась с этими ублюдочными козлами, и я должен так думать, иначе…
Почему она так открыто просто пришла и все? Конечно, они ее слили, хрен кто теперь признается, что она засланная. Вот суки, бл*дь, заварили эту кашу, а я теперь должен ее расхлебывать полной ложкой. Должен доказывать, что между нами ничего не было, что я все тот же зверь, циник, ублюдок, сукин сын, садист и прочее, прочее. Хотя почему нет. Не будет девки — не будет проблем. Вот только отчего стена кажется такой привлекательной для того, чтобы впечатать в нее кулак. И еще. И еще раз. И, бл*дь, еще раз. Я ведь тот же зверь, да. Да ведь? Черт.
Иду в ячейки для заключенных. Никогда не мог понять, почему эрудиты камеры называют ячейками. Преступники что, трутни какие-нибудь что ли? И тут надо вы*бнуться, типа мы такие умники, не такие как все. Суки ублюдочные.
Не могу ее видеть. Такую маленькую, скрюченную, зареванную. Ранена? Опять свою тупую башку разбила. А меня не оказалось рядом тогда, когда она больше всего в этом нуждалась. Хочется спрятать ее за пазуху и никогда не отпускать. Голова раскалывается уже с утра. Раскаленный воздух скручивается в глотке зазубренным комком, таким тошнотворным, что от одной мысли о надвигающейся к ней угрозы, не получается вздохнуть. Никак не выходит. Совсем, бл*дь. Словно в глотку врезалась тонкая и прочная удавка. Она, сука душит, давит… давит. Ну зачем ты пришла сюда, малышка?
Сверлю ее глазами сквозь решетку, растравливаю в себе бешеного зверя. Представляю ее маленькие ладошки у Сэма на плечах, взгляд с поволокой на его губы. Никогда не знаешь наверняка было-не было у них чем-то там… Все бабы шлюхи и эта ничем не лучше. Чем больше статуса и власти, тем привлекательнее мужик, да?
— Эрик! Я… — вот черт, обрадовалась мне еще, как последняя дура.
— Заткнись, тварь. Откроешь свои поганый рот только когда спрошу и разрешу говорить, поняла, сука? — кивает. Глаза полные ужаса. Это еще не самое ужасное, девочка.
Открываю камеру. То есть, тьфу, бл*дь, ячейку. Может, это из-за того, что помещение странной шестиугольной формы? Грубо беру ее за локоть. Вздрагивает от моего прикосновения. Или от боли, пойди разбери этих шлюх.
— Куда ты меня ведешь? — смотрю на нее свирепо. Набираю побольше воздуха и наотмашь бью ее по лицу. Губёнка разбита, то что надо, вот просто заеб*сь, бл*дь!
— Я разрешал говорить?
— Да что происходит, вообще? — говорит тихо, голос срывается. Страшно тебе. Это только начало, крошка. Бью ее опять, кровь заливает лицо, шею. Волк отгрызает себе лапу, попадая в капкан, да? Да он везунчик, давай поменяемся.
— Слушай внимательно, тварь. Ты обвиняешься в предательстве и измене своей фракции. В сговоре с дивергентами. Тебя допросят и ты все расскажешь. А потом я тебя пристрелю. Ты удовлетворила свое любопытство? — медленно кивает. Смотрит на меня, глаза полыхают немым укором и праведным гневом.
Мы не выберемся живыми, чувствую. Она нас выдаст. Она уже нас выдает этим своим взглядом. За что, спрашиваешь? Такова жизнь. И я не тот в этой жизни. Бл*дь, зачем я, вообще, с ней связался? Что в ней такого, чего нет в других шлюхах? Я выдавлю, вытравлю из себя мысли о девке. В конце концов, есть алкоголь. На крайняк сыворотка памяти. Если она, вообще, существует, бл*дь.
Спускаемся на нижний уровень. По факту — подвал, но нельзя назвать подвал подвалом, нет. Нижний уровень, мать его. Там установка для опытов под напряжением. По факту — пыточная током. Если установить невысокий уровень напряжения, а потом делать вид, что увеличиваешь его, может, прокатит? Она идет так, будто уже смирилась со всем, как будто от нее осталась только оболочка. Все, блядь, шутки кончились, добро пожаловать во взрослую жизнь, крошка. Будет х*ево, но ты быстро втянешься. Видеть ее такой… паскудно. Мою храбрую, отважную, веселую девочку, вечно находящую приключения на свою сладкую задницу. Мою Кроху. Вот только МОЮ ли? Поневоле сжимаются челюсти, ну и где твой хваленый контроль, Эрик? Права она была, поплыл от мерзкой девки. Свернуть ей шею, и дело с концом.
Сажаю ее в кресло, пристегиваю ремни. Дура, ну почему ты не сопротивляешься? Дай мне повод вырубить тебя, а там придумаем что-нибудь! Где моя отчаянная девочка, бесстрашные не сдаются, помнишь? Почему ты сдалась, идиотка? Что с тобой такое? От отчаяния вкладываю в удар больше силы, чем бы мне хотелось. Правый глаз стремительно заплывает. Меня пробирает до костей от злости и разъедает ядовитыми язвами. Смотрите, суки, вы ведь этого хотели? Точно знаю о камере над креслом, но, скорее всего, есть еще не одна скрытые. Эрудиты, они такие, дай только подсмотреть.
— Попробуй только дернуться, вырублю, поняла? — кивает. Что ты поняла, тупка? Это тебе руководство к действию, а не предостережение, бл*дь.
Неа, сидит, будто уже махнула на себя рукой. И нафига проводить всю эту инициацию и прочее, если при первом же замесе молодые сливаются почем зря.
— Я буду задавать вопросы, а ты на них отвечать. В камеру не смотреть. – Да, да, девочка, нас снимает скрытая и не скрытая камеры, улыбнись. Твою мать. Хоть это-то поняла, нет? О, вижу поняла, ресницами хлопает. Ну ладно, давай дальше. — Если будешь отвечать быстро, правдиво, а, главное, достоверно, бить больше не буду, и, вообще, не буду делать больно. Ты ведь знаешь, как я могу делать больно? Сама видела. — злобно смотрит, уже лучше.
— Вопрос первый: (Какого х*я ты сюда приперлась?) Что произошло, когда ты очнулась после моделирования?
— Я очнулась посреди Отречения, с оружием, вокруг бесстрашные, тоже с оружием. Члены фракции Отречение на улице, построены вдоль домов, вокруг много трупов убитых. Никто ничего не понимает. Кто-то из отреченцев пробил мне голову. Завязывается перестрелка, мы отстреливались, потому что в нас стали стрелять свои. Никого из командующего состава не было, вокруг хаос и неразбериха. Ала убили… он меня закрыл собой от пуль. — всхлипывает. Жалко долбанного сопляка?! — Потом меня нашла Суно, вокруг стреляли, нам пришлось ползти к железной дороге, хотели уехать в Бесстрашие… Суно ранили, она умерла в поезде. Она так и лежит в этом чертовом вагоне. Потом я вырубилась. Когда очнулась мне было очень плохо, голова кружилась. Поезд стоял недалеко от Эрудиции и я пошла на автопилоте искать командиров или хоть каких-нибудь людей, в надежде, что мне что-нибудь объяснят. Возле Эрудиции меня схватили бесстрашные и посадили в камеру. Больше я ничего не знаю.