Зашуршал механизм старых часов, внутри что-то щелкнуло, будто бы покатилось что-то, и вслед за тем послышались размеренные удары — бим-бом-м… бим-бом-м…
Полночь.
Что же могло с ним случиться?
Если бы напился, уже обязательно нашлись бы добрые люди, пришли бы и прокричали с дороги, через калитку (чтоб на всю улицу было слышно): «Лежит ваш Валька там-то и там-то…»
А если вдруг набедокурил, в милиции его так долго не стали бы держать — пожурили бы слегка и отпустили бы, — там свояк отчима работает заместителем начальника.
Где Валька, что с ним?..
Ой, Валька, Валька…
Снова запах лиственницы…
Наплывает волнами, заполнил всю комнату, сладкий запах, арбузный запах… Валька любит арбузы. На Севере все мечтал увидеть хоть раз, как они растут, — он-то сам из архангельских, откуда у них арбузы?..
Заявление.
Валька ровно в два часа пришел к райисполкому. Покрутился на крыльце, поглядывая по сторонам, а смущенно рдеющая Лида украдкой наблюдала за ним и лишь через несколько минут отважилась выйти из-за угла. Подошла, поздоровалась, как обычно.
— Паспорт не забыла? — спросил Валька.
— Не забыла.
— Давай сюда, — сказал Валька и ногой толкнул дверь.
А когда они вышли из загса, то были уже невеста и жених. Валька повел Лиду в магазин, купили бутылку шампанского… В тот же вечер Валька перетащил из общежития в домик Лиды свой обшарпанный чемодан. А Дюймовочку они выселили в гостиницу, поближе к ее ухажеру, который жил там же. Начиналась новая жизнь.
Валька стал серьезнее, хозяйственнее. Лида нарадоваться не могла, глядя, как он мастерит полочки на кухне или прилаживает в сенях специальный ящик для мяса — подвесной, для защиты от мышей. И бочка с водой всегда была наполнена, и дров теперь хватало…
Да тут еще с Диксона прислали Валькины подъемные — сразу четыреста рублей! После вахты Валька поджидал Лиду у столовой, и они торопливо бежали по улице, чтобы успеть до закрытия попасть в промтоварный магазин. Озабоченно переходя из отдела в отдел, Валька нагружался покупками, сам выбирал товары, которые понадобились бы в семейной жизни, а иногда тратил деньги на такие вещи, что Лиде даже становилось жалко, как если бы эти деньги уже всецело принадлежали не ей. Перед самой свадьбой Вальке вздумалось купить холодильник. И купил! Сам на саночках привез его в домик, установил, подключил. В ту ночь Лида долго не могла уснуть, слушая урчание, доносившееся из белого эмалированного брюха «Саратова». Поначалу она даже деловито отругала Вальку — живем на Севере, в кладовке мороз минус сорок, продукты и без холодильника не испортятся, — но встретила упрямый Валькин взгляд и замолчала. А потом ласково улыбнулась и поцеловала Вальку в щеку.
Кажется, именно в ту ночь Валька впервые сказал ей про Антарктиду.
Да, именно тогда, когда Лида рассказывала, как хорошо заживут они на материке, в маленьком чистеньком городке на берегу целебного Азовского моря. И какой у них будет домик, и сад, и даже бахча, на которой будут расти арбузы и дыни…
— Я в Антарктиду до смерти хочу, — вырвалось у Вальки.
— А зачем, Валя? — искренне удивилась Лида и даже приподнялась на локте, стараясь заглянуть Вальке в глаза, но ничего не смогла разглядеть в кромешной темноте.
— Эх, поработать бы там годик… — вздохнул Валька и взял со стола папиросы.
Лида услышала тихий шорох разминаемой папиросы, затем чиркнула спичка, и неожиданно яркий огонек высветил задумчиво улыбающееся лицо Вальки. Таким мечтательным она его еще не видела.
— Хотя бы одну экспедицию, всего один годик… Я ведь для этого и с Памира уехал. Думал, отзимую два года на островной станции. Еще год — на СП, на льдине, — пояснил Валька. — А потом уже можно бы и в Антарктиду проситься. Туда, понимаешь, не каждого берут. Заслужить надо… Но зато зимовать там — сравнить не с чем!..
Валька замолчал, лишь попыхивал в темноте огонек папиросы.
— Валь, слушай, а как же ты будешь в Антарктиде той без меня, а?
— Как все… Туда женщин не берут. Ни одной. Там только настоящие мужчины… Но зато ты могла бы пойти учиться, хоть на метеоролога, и на острове зимовали бы вместе.
Я ведь уже учусь, Валечка… Заочно. В учетно-кредитном техникуме. Через полтора года, даст бог, диплом получу… Ох, Валька, романтик ты мой!.. — ласково проговорила она, проводя рукой по колючей щеке. — Глупенький мой Валечка, неужели ты до сих пор не понял, что нельзя так жить? Я вот тоже из дома сорвалась, за романтикой на Север поехала… Где она? И что бы ты мне ни говорил, а я при своем мнении останусь — все сюда только за деньгами едут! Да еще перед пенсией, чтобы последний оклад побольше был. Смешной ты, Валька!.. Это ведь только в кино так бывает — тайга, палатки, романтика… Поглядел бы ты хоть на тех же геологов, когда они из тундры возвращаются… Как они в столовой пьянствуют, романтики несчастные!..
— Много ты из своего раздаточного окошка видела! — огрызнулся Валька. — Вот ты — смогла бы спасти приборы, если бы льдина треснула пополам? Скажи, смогла бы?
— А зачем? Человеческая жизнь дороже самых дорогих приборов, Валечка…
— Или трое суток подряд не отходить от рации, когда друг заблудился в тундре, и все время давать ему пеленг, и спасти его?..
— Смешной ты, Валька, и рассуждаешь как ребенок!.. Спи уж.
Валька обиженно отвернулся и засопел. Он тогда был очень обидчивый…
Отчим вернулся, когда часы пробили час ночи.
При звуках его тяжелых шагов Лида быстро вытерла глаза и пошла к двери. Злой, уставший, не успевший помыться после рейса, отчим ввалился в комнату и пробурчал:
— Иди забирай своего ненаглядного!..
— Где он, что с ним? — переполошилась Лида, сердцем чуя недоброе.
— Небось под калиткой валяется.
Прошмыгнув мимо отчима в дверь, Лида выбежала из дома, огляделась и увидела за воротами темную фигуру. В тени на скамейке сидел сгорбившийся Валька. Он тихо стонал. Из разбитой губы на подбородок стекала черная струйка крови.
— Что с тобой, Валя?
— Ничего, — совершенно трезвым, но очень усталым голосом ответил Валька, с видимым усилием поднялся и пошел в дом.
Отчим плескался водой у сарая. Мать с полотенцем в руках стояла рядом, слушала рассказ отчима и кивала головой.
— Он, стервец, попросился со мной до Донецка поехать, вроде каких-то своих дружков проводить… Мне это нетрудно — автобус почти пустой, взял. Напарник всю дорогу спал на заднем сиденье, так этот, понимаешь, подсел и завел разговоры о том, что ему и то здесь не нравится, и то… Я слушаю и молчу, думаю, до чего же договорится. Он мне и бряк: «Я, дядя Коля, думаю опять на Север податься…» А потом просит: «Вы, мол, там, дома, объясните все Лиде, потому что я не могу…» И в Донецке уже я оглянулся — нет его!.. Что делать? Я на сорок минут отправление автобуса задержал, сказал там диспетчеру, что рулевая тяга разболталась, надо подтянуть, напарника оставил при машине, вроде бы колупаться с ней, а сам — искать! Обегал все пивнушки — нет его! Потом сообразил и — прямиком на вокзал. Вижу, этот уже у кассы стоит… Так еще, представляешь, на обратном пути, когда он у меня на заднем сиденье валялся, останавливает автобус контроль! Уж я им объяснял, что сродственник, а они мне не верят, побитый он сильно, говорят…В путевку записали, акт составили… Надо же! Сколько левых пассажиров возил, и ничего, а этого один раз повез, и сразу акт!
Отчим долго еще рассказывал матери, как он вез Вальку домой, но Лида уже ушла в дом. Она увидела Вальку сидящим за столом.
— Слышишь, Лида! Не могу я больше!.. Поехали на Север!..
— Да как же это? — растерялась Лида. — Я не знаю, нет!..
— Аэролог я, а не кладовщик, — глухо сказал Валька. — Уеду. Завтра в загс пойдем, и как нас разведут, сразу уеду…
— Валя… — прошептала Лида и тихо пошла со двора.
Она быстро шла к морю, и ленивые прохожие осуждающе глядели ей вслед. Несмотря на позднее время, отдыхающие гуляли у моря.
А потом из тучи стал накрапывать негромкий дождь, и побежали прохожие, и Лида смешалась с ними, будто они разделили ее беду…