Разведывательная тройка вновь натолкнулась на призрака Мари. В третий раз Кирилл встретил ее появление практически без эмоций. Озаренная тукслым светом фигура парила в нескольких сантиметрах над серым песком. По ее щеке звездочкой скатилась одинокая слезинка.
— Зачем ты потащил нас за собой?! В другой капсуле мы могли бы выжить! — эмоционально выкрикнула призрак.
Кирилл проигнорировал обвинения и принялся за очередные поиски чужого воздействия на свой разум. Между тем Мари подплывала все ближе, а ее голос звучал все громче и неприятно давил на слух, мешая сосредоточиться.
— Это все ты виноват!
Из широко открытого рта выстрелила длинная сегментированная лапа и в один момент пришпилила тень к песку. С отчетливом хрустом она разделилась на две части и одним резким движением просто разорвала химеру пополам. Не прерывая поисков, Кирилл шокированно наблюдал, как одна из хищниц бросилась на угрозу и беспомощно пролетела насквозь. Призрак дернула головой и насекомоподобный отросток просто обломился, медленно истаивая в воздухе.
— Ты виноват! Все из-за тебя! — не переставая кричать, призрак бросилась к следующей тени.
Тонкие пальцы с такой легкостью впились в чешую, словно она состояла из тофу. Прочнейший череп треснул, как гнилой орех, а его содержимое фаршем полезло из всех щелей. Серая фигура разжала руки и позволила мертвому телу рухнуть на песок.
Черты лица Мари исказились: заострились и вытянулись — превращаясь в маску бешенства. Голова призрака медленно повернулась в сторону последней уцелевшей тени. Она прекрасно осознавала, что глаза тени смотрит Кирилл, и угрожающе прошипела:
— Ты заплатишь за все, что произошло со мной и Стеф.
Глава 17
Помимо воли Кирилл ощутил, как внутренности сжимаются от страха.
«Спокойно. Это все только у меня в голове», — он попытался вернуть правильный настрой, но помогло так себе: несмотря на все усилия, нащупать чужую силу никак не удавалось.
При таком условии существует ли вообще разница между иллюзией и реальностью? Если Кирилл погибнет в своем воображение, что произойдет с его настоящим телом? Почему-то казалось: ничего хорошего.
— Умри. Угасни. Сдайся. Сдохни. Иссохни.
И все же Котов продолжал сохранять здравомыслие. Он четко осознавал, что если бы тварь могла его прикончить, она бы уже это сделала. Однако сердце все еще бьется в груди, а мысли — снуют в голове. Следовательно, не так уж она всесильна, как пытается показаться. В этой иллюзии существовали какие-то правила. Жаль, никто не торопится о них рассказывать, и все карты оставались у врага на руках. Но выход есть — его только нужно найти.
— Разорву, — призрак с лицом Мари устремился к последней тени.
Поток энергии устремился по связи, ледяной рекой вливаясь в тело химеры. Пусть эффективность такой подпитки сильно уступает тому, что получала Хель, но и назвать ее незначительной язык не поворачивался. Тонкие девичьи руки потянулись к чешуйчатой голове. Навстречу им мелькнули клинки. Кирилл направил к костяным лезвиям собственную силу. Полыхнула черная вспышка.
С нечеловеческим визгом призрак отпрянула назад: ее руки до плечей покрывала ледяная корка. Химера бросилась вперед и нанесла по ним удар мощной лапой. Конечности разлетелись сверкающим крошевом. Из раззявленного рта призрака ударило сегментированное нечто с когтем на острие. Тень изогнулась, словно жидкая тьма. От силы удара песок поднялся волной. Из которой вырвались костяные клинки, и перечеркнули серую фигуру в платье.
— Больно! — оглушительно ударил вопль.
По линии разрезов стремительно нарастала ледяная корка. Дезориентированная криком тень отшатнулась назад. Обретающая плотность прямо на глазах тонкая ручка пробила шею химеры и сдавила что-то внутри. Вторая — перехватила занесенный клинок и, не обращая внимания на нарастающий лед, вырвала его вместе с лапкой. Кирилл попытался сохранить жизнь химеры, активировав регенерацию и на ходу перекраивая часть органов, но кисть призрака выстрелила во все стороны длинными шипами, превращая внутренности в фарш. Связь оборвалась.
Человеческое тело издало тяжелый вздох и продолжило руководить действиями миньонов, в то время как большая часть внимания зависла в абстрактном пространстве, одновременно пребывая во всех своих творениях и нигде конкретно.