— Расскашешь? — Прохладная ладонь гладит ее по плечу.
— Да ну, глупости…
— Расскаши-с, — настаивает Цисса, а Элион только того и надо.
— Уф… Мне приснилось, что… Хуфур меня проглотил.
Ожидая характерного нажьего смеха, она с удивлением слышит в его голосе утешительные нотки:
— Так не путет-с. Наш клан не ест лютей и потопных. К тому ш, Хуфуру ты по туше-с. Нрафишься ощень.
Разговор идет удачно — именно так, как ей надо! Элион поворачивается к нему лицом, заглядывает в мерцающие глаза и говорит доверительным тоном:
— Он пугает меня, Цисса… Не знаю, заметил ли ты, но твой брат бывает со мною жесток! Иногда кажется, что он разорвет меня в клочья, если я сделаю что-то не так.
Змей кривит губы.
— Я покофорю с ним еще-с. Но он молот и ощень упрямый. — Задумавшись, добавляет: — Фрят ли он хощет, штопы ты снала-с, но попропуй ефо понять-с: то проферки он просил отну красафицу стать ему шеной — поялся, что са тесять и отин кот кто-то фосьмет ее сепе. Она тала откас, конешно: кто скашет «та» мальчишке, который проферку не прошел-с? Токта он хотел састафить ее штать-с. Стелать ее сфоей.
Элион читала об этом: если свободная нага понесет от насильника, она, хочет или нет, станет ему женой и должна будет хранить верность, покуда младший ребенок не войдет в возраст — потом, если захочет, сможет уйти, — а попытка извести нежеланное потомство карается смертью как преступление против клана.
«Варвары!..» — думает эльфийка, каким-то образом хладея и в то же время чувствуя жар.
Цисса продолжает:
— Хуфур напал-с, но та крепкая окасалась — отолела ефо и еще насмехалась. Он пыл унишен-с.
Элион привстает на локте:
— Хочешь сказать, Хуфур… наслаждается моей слабостью? Вымещает гнев за то, что другая девица его поборола?
Он кивает:
— Это пройтет. Ты путешь тля нефо отна на сфете ощень толко-с. Станешь фашна-с.
«Вот отчего гаденыш так злобится, когда я выражаю немилость — вспоминает ту, кто попрала его чувства…» — Помолчав, Элион опускает голову Циссе на грудь, мягко — как бы в задумчивости — поглаживает застарелые рубцы и слушает стук хладнокровного сердца.
— А что будет, когда испытание завершится?
— Испы… тание?
— То, что ты называешь проверкой. Более точное слово — «испытание».
— Испытание… сапомню-с. Што путет? Опыщно мы стараемся фернуть катхи-чшусс ротным — с плакотарностью са люпофь и ласку-с. Мы ше не сфери.
— Как великодушно, — хмыкает она с невольным ехидством и поднимает на змея глаза. — И не бывает такого, что мужчина за годы привязывается и не хочет ее отпускать?
— Порой расстаться слошно, та-с… Порой катхи-чшусс сама тофо не шелает, но в нашем клане хотячщим места нет-с. И сащем тершать сфясь, ф которой не мошет пыть потомстфа? — На миг его лицо будто ежится гримасой, хотя Элион, возможно, лишь померещилось в темноте. — Постно уш... Спи, маленький эльф-с. Или тепе помочщ устать?
Зная, что предложение его несерьезно, она нарочито фыркает: если молодой змей еще способен возбудиться средь ночи, когда кровь его холодна под стать воздуху, то старший для этого слишком вял.
Очнувшись поутру, Элион чувствует себя на удивление свежей. Сон ее был глубок и спокоен — настолько, что она не заметила исчезновения Циссы, в объятиях которого уснула. Когда ум ее проясняется, она вновь обращается к смутной и самонадеянной затее, ни с того ни с сего завладевшей им, — встать между братьями, уповая, что доброхотный старший проникнется к ней, не пожелает оставлять ее младшему и раньше срока вернет ей свободу… Едва ли это возможно, но наличие цели хотя бы наполнит ближайшие месяцы надежой. Тяжело вздохнув, Элион встает, отпивает из фляги, запахивается и выходит, стараясь не глядеть на сопящего в глубине пещеры Хуфура.
Циссу она встречает в саду — широко разинув клыкастую пасть, он вгрызается в спелый кокос и без усилий его открывает.
— Доброе утро, — бормочет она, всем видом показывая, что не чаяла здесь его встретить.
«Надо пользоваться тем, что мы остались вдвоем, но ежели я слишком явно начну его обольщать, он, не будь дурак, догадается…»
— Натеюсь, — отвлекшись от питья, улыбается змей. — Лучше спалос?
— Немного, — пожимает она плечами и отводит глаза — будто стыдится своего поступка, но не хочет терять лицо. Раздвинув ветви молоденьких пальм, она отходит в свой обставленный куток и умывается из кувшина. — Раз уж ты здесь, достанешь мне тоже кокос?
— Сапросто! — Взвившись вверх с поистине животным изяществом, он срывает еще один плод, подползает к Элион и выкусывает для нее отверстие. Ухмыляясь, передает угощение: — Пощти так ше слатко, как ты-с.