— Странно… Непрафильно-с.
«Точно не хуже, чем обрюхатить женщину, которая тебе отказала», — мысленно парирует Элион, но в спор не вступает. Бережно отложив в сторону гребень, она прочесывает волосы змея руками — сухие и безупречно гладкие, те приятно струятся меж пальцами.
— А тебя ждет дома жена?
— Уше нет-с. — Краткая, но ощутимая пауза и едва уловимая нотка не то тоски, не то раздражения — для него это явно деликатный вопрос.
— Она погибла? — Не противясь любопытству, вопрошает Элион. Утешительно поглаживает рябые, напруженные плечи.
— Нет. Она меня остафила-с.
— Неужели? Почему?
Снова пауза. Девушка не видит его лица, но ясно представляет сжатые в линию губы.
— Са мноко лет я не тал ей потомстфа-с.
— Ох… — выдыхает она, осознав, насколько чувствительной темы коснулась, — решает отступить и не мучить его дальше вопросами, но Цисса продолжает:
— Мы пыли молотые и ощень люпили. Она штала меня — тесять и отин кот штала! — откасала фсем, кто ее хотел, а таких пыло мноко-с. — Шипящий голос звучит чуть глуше обычного. — Я фернулся, мы стали шить фместе-с, но наша семья не росла. Мущины снофа нащали фиться фкрук нее-с — полофину шрамов я полущил ф срашениях с ними-с — фсех проущил, мноких покхалещил.
— И после всего этого она тебя бросила? — недоумевает Элион.
— Пыло тяшко, она мущилась, сомнефалас, но фсе ше оттала сепя трукому-с. Скоро ротит шестофо отпрыска-с. — Не зная, что на это ответить, эльфийка наклоняется и обнимает его за шею. Он трется щекой о ее предплечье и добавляет: — Шенщины люпят со мною люпиться, но ф тушу сепе не пускают-с — снают, што я порчщенный.
— Не говори так… Дети — это важно, но любовь бывает и без них. — Предвосхищая возможный ответ, она резко меняет тон: — И только посмей сказать, что я совсем еще маленький эльф и ничего не смыслю!
Цисса смеется.
— Хорошо, не скашу-с.
Не меняя положения, они в тишине провожают закат. Прохладный ветер задувает меж скалами, звезды окончательно воцаряются в небе. Элион ловит себя на странном спокойствии, какое испытывала в детстве — сидя на коленях отца. Тогда казалось, что в мире нет более безопасного и теплого места. Как же давно это было…
Скатившись по весноватой щеке, в черных волосах теряется слезинка.
— Знаешь, Цисса, будь мы с тобой наравне — одной расы, одной веры, одной культуры, — я могла бы тебя полюбить. И я бы тебя не бросила. — Собственная откровенность ее не пугает, говорить правду в этот миг отчего-то очень просто.
Змей не отвечает — мягко высвобождается из объятий, поворачивается к ней лицом и, опершись руками по обе стороны от ее бедер, приникает к теплым губам. В этом поцелуе нет похоти, только нежность и, возможно, толика благодарности. Элион млеет. Прагматичная мысль, что замысел ее исполняется как надо, теряется в клубке запутаных желаний и чувств. Наклонив голову, она углубляет поцелуй и подвигается ближе к краю валуна — ближе к Циссе. Тот угадывает ее настроение и отстраняется с мягкой улыбкой:
— Не полущится. Нощь — я уше остыл.
Глядя в тлеющие угли его глаз, она понимает, что отступать не намерена.
— А если я сумею тебя «распалить»?
Он смеется, приподняв брови:
— Мошешь пытаться. Таше интересно-с…
«Интересно ему… Держись тогда, змеенок!»
Навалившись всем весом, Элион толкает его на песок и усаживается сверху — распускает узелок на плече, встряхивает волосами и отбрасывает в сторону узористый плат. Оскалившись во все зубы, Цисса заводит руки за голову. Смесь одобрения и легкой насмешки на его лице немного сбивает с девушки гонор: пусть до знакомства с братьями ее любовный опыт не был понудительным, она привыкла давать, а не брать. И как ей, не слишком умелой любовнице, взбудоражить мужчину, чья кровь замедляется с уходом тепла?
Увидев, как она стушевалась, Цисса ласково гладит ее по бедру:
— Фсе хорошо. Тфое шелание мне ф ратость, но лучше штать сафтра-с.
Немного подумав, Элион опускается на предплечья и шепчет:
— Попробуй закрыть глаза.
Он вздыхает, но слушается, лицо его становится безмятежным. Невесомые поцелуи ложатся на смуглый лоб, скулы, щеки, кончик носа и тонкий шрам на подбородке. Наконец дыхание касается губ — те инстинктивно размыкаются, но Элион не торопится к ним припадать: сперва щекочет языком, мимолетно, дразняще. Еще раз. Еще. И еще. Веки Циссы подрагивают. Выгнув шею, он тянется вверх, ищет юлящие губы эльфийки. Она хихикает и проникает языком меж острых клыков — змей отвечает с жадностью, в мышцах его зарождается натуга. Разорвав поцелуй, Элион зачесывает пальцами волосы у него на виске и мягко пожевывает ему мочку. Понимая, что не только женщины любят ушами, угодливо шепчет: