— Ты не порченый, Цисса… Ты прекрасен таким, какой есть. Я так хочу тебя… — Он испускает трепетный вздох.
Она спускается ниже и один за одним лобзает маленькие округлые шрамы у него на горле — похоже, следы зубов большого животного. Любопытство раздирает спросить, что за тварь едва не откусила ему голову и как он после этого выжил, но такой разговор испортит обоим настрой.
Отбросив мысль, что это немного нелепо, девушка сползает змею на грудь и играет с его сосками так же, как он обычно играет с ее — обводя языком и посасывая губами. «Приятно… Кожа такая нежная. Интересно, у мужчин она так же чувствительна, как у женщин?» — Ответом ей становится сладостное шипение. Наконец, оставив мокрую дорожку на упругом животе, Элион лицезрит итог своих стараний.
— А говоришь: «остыл», — усмехается она и скользит губами по набухшему, слегка пульсирующему органу.
— Хшшш!.. То эльфсхая макия, не инаще-с…
Довольная собой, она насаживается на него — аккуратно, на всю длину, пока не становится почти больно.
— Мхх…
Оказавшись в непривычной позиции, пытается уловить, как лучше двигаться — быстро понимает, что от коленей неудобно, и начинает покачивать бедрами, но выходит немного неловко. Туманно глядя из-под ресниц, Цисса с улыбкой подает ей ладони — переплетя свои пальцы с его, Элион обретает опору, закрывает глаза и отдается ощущениям, что меняются, искря и взрываясь, от малейшего наклона таза. Нежные стоны разливаются в воздухе. Найдя свой ритм, двигаясь все решительней, по-новому осознавая собственное тело, она чувствует себя необычайно пластичной — гибкой и женственной, точно змея.
Сбросив остатки неуверенности, она сверху вниз глядит на Циссу — ее дыхание спирается, в груди становится жарко, как в печке. Никто никогда не любовался ею с таким восхищением, если не сказать обожанием. Словно за всю жизнь хитрый наг не видел ничего изумительней. Словно вопросы, что мучили его, наконец получили ответы. Словно сомнения его разрешились, а перенесенные тяготы — забылись раз и навсегда. Словно он обрел то, чего ему не доставало.
Извиваясь пуще прежнего, чуть не плача от нахлынувших эмоций и острого, почти нестерпимого удовольствия, девушка высвобождает пальцы из хватки и прижимает его ладони к своей груди, чтобы тут же откинуть голову и провалиться в звездную глубь.
***
Засыпая чуть позже под боком у Циссы, Элион признает, что проиграла в собственной игре. Она не спрашивает, как такое возможно, — она не глупа и сама понимает.
Чужой край, прощание с привычной жизнью, одиночество, страх перед грядущим, вероломное предательство, горячее дыхание смерти, спасение, что обернулось пленом, непрестанное чередование надежды с отчаянием — от пережитого сердце ее до того иссохло, что вмиг занялось от искр заботы и извращенной доброты. Остается надеяться, что пламень этот поутихнет со временем… И не оставит за собой пепелища.
Размолвка
Почти жгучая прохлада сверху донизу обволакивает тело. В ушах шумит, по коже приятно скользят пузырьки. Сделав несколько сильных гребков, Элион выгибается в спине и всплывает.
— Ух, хорошо! — звенит усиленный эхом голос.
Подплывший сзади Цисса обнимает ее под грудью и щекотливо шипит ей в ухо:
— Смешная-с.
— Отчего это?
— Поишься плафать отна-с.
— Смешно ему! — фыркает она, уклоняясь от поцелуя в висок. — Между прочим, это ты напугал меня до полусмерти в день нашей встречи!
За все время Элион действительно ни разу не позволила себе насладиться плаванием — лишь окуналась, держась руками за берег, и с дрожью в сердце спешила вылезти, хоть и понимала, что в темных водах некому скрываться.
Змей ухмыляется:
— Рас я састафил тепя фитеть осеро страшным-с, я ш покашу ефо феселым-с! — ни с того ни с сего он подхватывает ее на руки и, закручивая мощный хвост, начинает быстро кружиться. Обхватив его шею, Элион заходится сперва криком, потом смехом — начинает болтать ногами, отчего во все стороны разлетаются брызги.
— Все-все, Цисса, хватит!
— Тощно? — Он замедляется, потом резко дергает в обратную сторону, будто желая продолжить кружение.
— А-ха-хах!.. Дурак!
— Не сокласен. Ты смеешься. Я не слышал тфой смех с перфо тня-с.
— Верно, — хмыкает Элион, положив голову ему на плечо, — смеяться было не над чем.
Грея кожу дыханием, Цисса зарывается носом в волосы у нее на макушке. Они смолкают. После криков и плеска подземная тишь кажется особенно глубокой. Свежесть воды — впрочем, уже привычная, — уступает несказанному теплу, что наполняет эльфийку. И пусть времени прошло немного, она чувствует: сейчас хороший момент, чтобы высказать Циссе свои упования — доверительно, честно, без всякой утайки. Да, он варвар и живет по варварским законам, но душа у него чуткая. Он должен понять…