Но пока Элион подбирает слова, тишину нарушает неуловимо язвительная речь на хофну. Ее сердце сперва падает, потом колотится как шальное, руки непроизвольно сжимаются вокруг Циссы. Он бросает на нее смутный взгляд и, подняв голову, с улыбкой приветствует младшего брата. Тот медленно появляется из тени, откуда наверняка следил за ними какое-то время. Не похоже, что зрелище пришлось ему по нраву.
Пока наги болтают, явно перешучиваясь, Элион сжимается и затихает, будто в надежде, что о ней позабудут, но вскоре Цисса подается вперед с явным намерением передать ее Хуфуру.
— Не хочу… — шепчет она, прильнув к нему всем телом.
— Элион… — выдыхает он, отрывает ее от себя и усаживает на край уступа. Пристально смотрит в глаза. — Ты не моя. Ты — ефо. — Твердые, спокойные слова — очевидная истина, которую почему-то надо объяснять.
Ей будто отвесили оплеуху: в глазах все поплыло, в ушах зазвенело. Под ритм тяжелых, глухих ударов в груди нарастает жгучая обида. Сморгнув, Элион глядит в лицо Циссы, пытаясь найти тень досады в его нижних веках, горечи — в уголках его губ, сожаления — в изгибе бровей. Но ничего этого нет. Только хладнокровное спокойствие.
«Клупый маленький эльф, — его голосом звучит у нее голове, — ты тейстфительно ферила, што меш нами што-то есть? Што я попадусь на шенскую улофку? Што потеряю ис-са тепя рассуток? Ты просто икрушка тля слатких сапаф — я наикрался, теперь ощереть прата».
Ее рот болезненно кривится, но всего мгновение. Она молча кивает, поднимается на ноги, придает лицу по-женски хищное выражение и поворачивается к наблюдающему за ней Хуфуру. Мягкая улыбка, взгляд из-под ресниц, шаг, второй, третий — мокрые бедра вплотную к теплой чешуе. Обвив руками его шею, Элион с чувством целует младшего змея в губы. И неважно, что чувство это сродни отчаянию.
Оторопев от неожиданности — ведь прежде она не была с ним так решительна, — Хуфур кладет руки ей на талию, тут же перемещает их ниже и отвечает на поцелуй. Ощутив готовность, с которой его тело реагирует на близость самки, он судорожно вздыхает, подхватывает ее и спешит унести в теплую часть пещеры. Глянув поверх его плеча, она ловит застывший взгляд Циссы.
Пока Хуфур торопливо виляет в темном проходе, Элион убеждает себя, что все это к лучшему — что она по слабости взрастила в душе бестолковое чувство, от которого теперь сумеет отречься. Она бы не удивилась, узнав, что старший змей нарочно задел ее безразличием, желая вовремя отрезвить, ведь он не раз уже прозревал ее намерения и мысли… Подумав так, Элион хмурится и качает головой. Неважно, с умыслом Цисса обидел ее или нет, жестокое напоминание «ты не моя, ты — его» так или иначе отвечает на просьбу о помощи, которая не успела слететь с ее уст: что бы между ними ни происходило, судьбой ее будет распоряжаться Хуфур.
Грубый толчок, сдавленный крик, сверкающие сквозь растрепанные кудри глаза, рваное дыхание и резкие, нетерпеливые движения — за время сытой спячки юный наг явно изголодался по женскому теплу. К счастью, ему не нужно много времени, чтобы кончить и блаженно «растечься» по полу. Прикрыв глаза, Элион ждет, когда он понежится и уползет прочь, но Хуфур не спешит покидать ее — зачесав пальцами вихры, он кладет голову ей на грудь и, бормоча под нос, задумчиво поигрывает с ее соском. Раззадоренное тело откликается на касания, и в мысли против воли вторгается Цисса. Вот бы он явился и довел до конца то, в чем его братец не пытается преуспеть…
Элион не знает, о чем шипит Хуфур, обращается он к ней или просто думает вслух, но голос его звучит и тревожливо, и мягко — таким тоном родитель объясняет любимому чаду, какие наказания повлекут те или иные провинности. И пусть она привыкла видеть в нем угрозу, от происходящего ей делается слегка не по себе.
Постепенно его действия становятся более развязными: оглаживая талию и бедра эльфийки, покрывая ей шею и грудь поцелуями, он дает понять, что готов к продолжению.
***
Прикрыв глаза и подставив лицо солнцу, застывший точно изваяние Цисса возвышается над безжизненным ландшафтом. Невидимые пальцы Великой Пустыни нежат длинное, поджарое тело, пытаются трепать заплетенные в косу волосы; иссушенные губы лобзают безмятежное лицо.