Из музыкального шкафа неслись хриплые звуки песни карнавального хора из «Черного Орфея».
Жоржетта принесла нам пиво и, проходя мимо старика, сказала ему что-то, указав на нас глазами. Старик с трудом поднялся и походкой рассохшейся деревянной куклы вышел на улицу. Электрик представил Жоржетте Михаила и меня.
— Стюард? — удивилась она. — А почему ты так хорошо говоришь по-французски?
— Скажи ей, что плавал на французских пассажирских судах, — посоветовал Михаил.
Жоржетта пожала плечами.
— Ah, vous, les Polonais[12], с вами никогда ничего не поймешь.
Вернулся старик, прижимая к груди три больших бумажных кулька, и положил их перед каждым из нас. Затем он достал из кармана пакетик из размякшей пергаментной бумаги. В нем была горчица. При этом старик не произнес ни слова и даже не удостоил нас взглядом.
— Ступай, ступай, старый осел, — сказал Метек. — Никто не похитит твою королеву.
— Присматривает за ней, — объяснил он, когда старик вслед за Жоржеттой вернулся в свой угол. — Когда мужа нет, торчит здесь целые дни.
Мужчины у зеркала о чем-то спорили. Собственно, спорили двое, а третий, самый старший, с изможденным лицом чахоточного, прислонил голову к стене и дремал, беспомощно приоткрыв рот, в котором торчало несколько коричневых от никотина зубов. Музыка заглушала голоса спорящих. А стоило ей замолкнуть, как толстяк неуклюже поднялся и бросил в автомат новую монету. «Брижитт Бардо, Бардо…». Он остановился, делая вид, что слушает песенку, и теперь уже не скрываясь, глядел на нас. Затем с растроганной пьяной улыбкой шагнул к нам, пошатнулся и схватил Михаила за плечо.
Земляки? С польского судна?
Я придвинул ему стул.
— Меня зовут Юзек, — сообщил он, едва ворочая языком и не обращая внимания на мое приглашение. — Очень рад… Я тоже товарищ, моряк. Моторист, черт возьми. Что же это вы, друзья? Так скромно, только пиво…
Михаил полез в карман. Бесцветные глазки Юзека радостно сверкнули, и он, шатаясь, пошел к стойке.
— Жоржетта, amis polonais![13] Налей, детка, водочки.
Она вопросительно посмотрела на Михаила, а когда тот кивнул, потянулась за бутылкой.
Юзек вернулся, таща за руку своего упирающегося собутыльника.
— Разрешите представить. Тоже земляк. Шахтер. Мировой парень. Мой шурин.
Шахтер мрачно поздоровался и буркнул:
— Никакой я не шурин.
— Шурин не шурин, о чем разговор! — Юзек махнул рукой. — Хочу жениться на его сестре, но в этом проклятом мире слишком много, так сказать, сложностей.
— Ну, тогда пойдем выпьем, — предложил Михаил.
Они оглянулись на спящего товарища.
— Пусть спит, — решил Юзек. — С него хватит.
Жоржетта наполнила рюмки.
Юзек обратился ко мне:
— Как по-вашему, сколько ему лет?
— Лет шестьдесят.
Юзек толкнул «шурина» в бок и радостно взвизгнул:
— Слышишь, Стасек? Шестьдесят!
— Милый, — повернулся он снова ко мне, — сорок! Ей-богу! Видите, что жизнь делает с человеком? Он тоже поляк, двоюродный брат Стасека. У него было фотоателье в Конго. Пропало все. Слава богу, сам цел остался. Совсем парень захирел от горя.
— Ну, поехали!
— Ваше здоровье!
Шахтер пил молча, без улыбки. Говорил, только когда к нему обращались. Слова произносил с иностранным, твердым акцентом. Юзека развезло еще больше.
— К этому бы свининки! С капустой, с молодой картошечкой, черт возьми! Как назывался тот трактир на Свентоянской улице в Гдыне?
Его бегающие глазки остановились на лице электрика.
— Мы где-то встречались, ей-богу!
— Конечно, встречались, — ответил Метек. — Ты плавал на «Марцелии Новотко».
Юзек скорбно вздохнул:
— Я бы вернулся, черт возьми, да уже поздно.
— Дело твое. Вернуться всегда можно.
— А тут вы плаваете? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Когда как. Иной раз удается кого-нибудь заменить. Но это сложно. Здешние профсоюзы гонят чужих, как собак.
— Так почему же вы не возвращаетесь?
Он взял меня под руку, дохнул в лицо винным перегаром:
— Жизнь — такая мерзкая, запутанная штука. Если бы вы знали, как я мучаюсь. — Он еще ближе придвинул свою потную физиономию. — Поверьте, я не от режима бежал. От жены.
— Encore?[14] — резко спросила Жоржетта.
Мы подошли к стойке. Теперь мы ставили по очереди. Компания незаметно увеличивалась. Какой-то костлявый моряк в черном джемпере, две низкорослые девицы с простецкими лицами, красными, огрубевшими руками и жирными волосами, уложенными в претенциозные прически. За свободный столик у зеркала, рядом с разорившимся фотографом из Конго, сели два шведа. Опрятные, сияющие розовой, тщательно выбритой кожей, они явно забавлялись, глядя на нас.
— Я из-под Ровно, — говорил мужчина в черном джемпере. — Куда мне возвращаться?
— Люди из ваших краев поселились на западных землях[15], — сказал я.
Он посмотрел на меня с неприязнью:
— Ну, а я поселился на еще более западных. Что ж тут такого? Я кого-нибудь предал?
— Не в этом дело. Главное, как вам здесь живется, как вы здесь себя чувствуете.
— Не все ли равно? Работаю на буксирах. А как я могу себя чувствовать здесь или в любом другом месте? Я все потерял. Всех близких и вообще все. Знаете ли вы, что творилось на Волыни.-’ Немцы, УПА[16]. Сначала я был в партизанах, потом маялся по тюрьмам. От избы одни головешки остались. — Он яростно отодвинул рюмку и обернулся. — А этим что здесь надо? Чего глазеют?
Жоржетта схватила его за руку, погрозила пальцем:
— Витольд, laisse done![17]
Шведы немножко еще посидели, затем незаметно поднялись и ушли.
— Ah, les Polonais, — разозлилась Жоржетта. — Ну что вы за люди? Не умеете веселиться. Вечно воспоминания, вечно претензии ко всему свету. Soufrire et soufrire[18], без этого даже водки выпить не можете. А пить вы готовы с утра до ночи.
— За свои деньги, — одернул ее Витольд.
— Это смотря кто.
Может, я тебе задолжал что-нибудь?
Оба рассердились не на шутку.
— А ты думаешь, передачи в тюрьму ничего не стоили?
— Ты меня передачами попрекаешь? Я тебя не просил.
Метек решил вмешаться. Он не понимал по-французски, но ему было достаточно тона.
— Жоржетта, tanzen[19], — он указал на музыкальный шкаф. — Spielen[20].
Кто-то бросил монету, и негры снова запели песенку о Брижитт Бардо.
Я пригласил Жоржетту. Она уже успокоилась и снова повеселела.
— Хороший парень, — сказала она. — Un brave gargon[21]. Но когда выпьет, становится сам не свой.
Старик в шкиперской фуражке, по-прежнему сидевший за кружкой пива, не сводил с нас глаз.
— Ваш муж ему платит за то, что он сторожит вас? — спросил я.
Жоржетта засмеялась:
— Нет, это он сам. Когда я закрываю бистро, он стоит на улице, пока у меня в комнате не погаснет свет. Он немой.
— Где вы нашли столько поляков?
Витольд, танцующий рядом с одной из девиц, толкнул меня локтем:
— Спросите у нее, как ее фамилия.
— Как ваша фамилия, Жоржетта?
Она начала хохотать.
— Кх… Хрж…
— Хржановская, — выручил ее электрик. — Она даже выговорить не может. Муж у нее плавает на угольщике вторым механиком.
— Жоржетта Хржановская. Красивая фамилия.
— А ты не стюард.
— Неважно. В данную минуту я стюард.
Она посмотрела на меня с ласковым сожалением:
— А что для вас важно? Ah, les Polonais, ну что вы за люди? Пять лет общаюсь с поляками и никак не могу вас понять.
15
Исконные польские земли, возвращенные Польше в 1945 году после победы над Германией решением Потсдамской конференции —
16
Украинская повстанческая армия, основанная в 1942 году, — фашистская националистическая военная организация, действовавшая на оккупированной немцами территории. —