Всѣ засмѣялись.
— Что-же, это въ обычаѣ?.. — задалъ вопросъ Сухумовъ. — Здѣсь такіе обычаи среди духовенства?
— Какое! Просто отъ дѣтства… отъ слабоумія. Развѣ вы не видите, что у него romolicio cerebri, — сказалъ докторъ, показавъ на голову. — Разжиженіе…
— Онъ говоритъ, что приходъ все-таки его, хоть и уступленъ имъ отцу Рафаилу… А я питаюсь на средства прихода, — прибавила Раиса и тоже разсмѣялась. — Но вы не обращайте на него вниманія.
— Если нужно что-нибудь дать, я дамъ, — сказалъ Сухумовъ.
— Ничего ему не надо… — опять сказала Раиса. — Мало-ли онъ что проситъ! Онъ еще на рясу себѣ проситъ. Кромѣ того говоритъ, что онъ долженъ меня вѣнчать, а не отецъ Рафаялъ, а самъ и въ церковь придти не можетъ. Вѣдь одна нога у него въ параличѣ и онъ еле ею двигаетъ. Вотъ уже два года, какъ мы его только въ Пасху въ церковь-то кое-какъ водимъ.
Въ прихожей разговаривали довольно долго и наконецъ Сухумовъ и Раиса уѣхали.
Оставшись вдвоемъ съ женой, докторъ покачалъ головой и сказалъ про Сухумова:
— И жениться-то ему слѣдовало-бы подождать до будущаго мясоѣда, а онъ еще въ Петербургъ ѣдетъ. Чудакъ! Вредно это на него подѣйствуетъ.
— Ну, Богъ милостивъ, — снисходительно отвѣчала докторша. — Ты все съ своей медицинской точки, а вѣдь надо подумать и иначе… Что-жъ ему женихомъ-то маяться? Вѣдь это тоже человѣка извести можетъ.
— Ну, какъ тебѣ сказать… Все-таки изъ двухъ золъ наименьшее… Женихомъ или мужемъ быть? Миловался-бы да миловался на свою Раисеньку, а тѣмъ временемъ крѣпнулъ-бы… Вѣдь онъ вообще очень расшатанъ былъ. Конечно, я ему не говорю… Въ подобныхъ случаяхъ лучше этого не объявлять, чтобы не было тревоги у паціента… а у него, особенно послѣ его предложенія, сердце совсѣмъ не въ должномъ порядкѣ… У него порокъ.
— Такъ лѣчи! Что-жъ ты его не лѣчишь?
— Вотъ спокойствіемъ-то и стараюсь лѣчитъ, это моя система, а онъ не слушается моихъ предписаній. А что до лѣкарства, то оно тутъ неумѣстно. Онъ пичкался лѣкарствами больше двухъ лѣтъ… Въ немъ цѣлая аптека сидитъ, онъ привыкъ къ лѣкарствамъ… Да его порокъ сердца и не лѣчится лѣкарствами, закончилъ — докторъ и спросилъ:- Поняла?
Дня черезъ два докторъ Кладбищенскій былъ у Сухумова и засталъ у него все поповское семейство, кромѣ старика: тестя, разумѣется. По комнатамъ прыгали даже ребятишки, грызя леденцы. Гости только что отпили чай и разбирались въ бѣльѣ и платьяхъ покойницы бабушки Сухумова Клеопатры Андреевны. Изъ сундуковъ и комодовъ были вытащены шерстяныя и шелковыя юбки старухи, лифы, кофточки и разложены на стульяхъ. На столѣ лежало бѣлье. Тутъ-же была я жена учителя Иванова. Была крестьянская дѣвушка портниха съ бѣльмомъ на глазу. Отецъ Рафаилъ перетряхивалъ гороховаго цвѣта шелковую юбку и смотрѣлъ матерію на свѣтъ. Сухумовъ тотчасъ же бросился къ доктору и радостно сказалъ ему:
— Ну-съ, черезъ три дня, въ понедѣльникъ, вѣнчаемся. Вѣнчаемся и сейчасъ-же уѣзжаемъ на двѣ недѣли. Не больше, какъ на двѣ недѣли… Даю вамъ слово… Какія вещи нельзя будетъ приготовить въ двѣ недѣли — тѣ только закажемъ. Съ Раисы снимутъ мѣрку, сошьютъ, а потомъ пришлютъ ихъ сюда по почтѣ. Милости прошу въ понедѣльникъ въ два часа дня быть въ церкви и расписаться свидѣтелемъ.
Сухумовъ схватилъ доктора за обѣ руки, крѣпко пожалъ ихъ и поклонился ему.
— Не слушаетесь-таки? Ѣдете? — покачалъ головой докторъ. — А я пріѣхалъ еще разъ попробовать уговорить васъ не уѣзжать изъ Сухумовки — ну, хоть до Пасхи.
— Нѣтъ, нѣтъ, докторъ. Невозможно это. У Раисы ничего нѣтъ, не въ чемъ выйти, не въ чемъ показаться. Перешивать наскоро что-нибудь изъ бабушкинаго добра? Но посмотрите, все это какая дрянь и ветошь.
Сухумовъ указалъ на юбки и кофточки.
Отецъ Рафаилъ, все еще державшій юбку въ рукахъ, покосился на него и съ улыбкой произнесъ:
— А если вы и эту вещь считаете за дрянь, Леонидъ Платонычъ, то позвольте мнѣ взять ее на рясу.
— Съ удовольствіемъ! — воскликнулъ Сухумовъ. — Берите.
— Спасибо. Юбка эта стараго фасона, широчайшая и мнѣ изъ нея съ надставками отличная ряса выйдетъ. Даже въ парадъ буду носить.
Отецъ Рафаилъ сталъ свертывать юбку и отложилъ ее отдѣльно на кресло.
Попадья Настасья Сергѣевна тоже разсматривала какую-то широчайшую сѣрую шерстяную юбку и шепталась съ Раисой. Черезъ минуту попадья сказала Сухумову:
— Если ужъ вы все это считаете за никуда негодное, то не позволите-ли вы и эту юбку взять моему папенькѣ-старичку на рясу?