Но больше всего ненавижу его! Он предал меня, поступив как последняя скотина.
Я не отсчитываю время, но прикидываю, что две минуты прошли.
Возвращаться? Не буду.
Вспоминаю Алмазова, член, запах карамели и комок в горле образуется. Бледнею еще сильнее.
– Открой! – властный приказ.
Вспомнила, блин!
Нет. Уж лучше здесь, с унитазом рядом, чем с ним бок о бок.
Молчу, потому что у меня нет сил, разговаривать.
– Это приказ, если ты не поняла, – продолжает в том же тоне бандит.
Я поняла. С этой стороны не так страшно, как снаружи. Могу быть смелее и поэтому не отвечаю, снова. Какое-то время за дверью тишина. Не думаю, что он ушел, но надежда есть и хочет, чтобы так и было.
Ненадолго.
С той стороны становится подозрительно спокойно.
– Ты, наверное, забыла, – елейным тоном произносит он, – мой приказ ты меня слушаешься. Нет – боль. Если не хочешь, чтобы тебе стало больно, открой дверь и выходи.
– Нет, – вырывается хриплое из горла, прежде чем я закрываю ладонью рот и отхожу назад, упираясь в стену.
Он мне не сделает ничего плохого. В самолете полно народу. Хотя он делал уже это. И его не волновало ничего. Но я не думаю, что Алмазов будет вламываться.
Однако все намного проще – бандит подзывает стюардессу. Просит ее открыть дверь запасным ключом.
– Там моя жена. Беспокоюсь, что ей может быть плохо. Она не отзывается.
– Секундочку, – мелодичный голос вежливо отвечает, а я вижу, как замок поворачивается.
Открывается дверь, в проеме появляется чужак. Его голова поворачивается, и он улыбается девушке:
– Спасибо! – затем захлопывает дверь, широкими шагами идет ко мне. Хватает за руки, разворачивает спиной к себе, лицом к зеркалу и начинает угрожать:
– Знаешь, что я сделаю, первым делом, когда мы прилетим в Сиэтл? – я отрицательно мотаю головой, глядя в зеркало на бандита. – Отведу тебя к семейному врачу. И когда анализы покажут, что ты чиста, выебу тебя. Трахну так, что ты потом сама попросишь добавки. Потом еще. А в конце разорву твою глотку своим членом.
Глава 5.
Пугающее заявление.
Ужасное объяснение.
Вот это он сделает со мной? Он… Он…
Я ему верю. Я знаю, что так и будет, но мне не легче. На моем лице отражается страх. На его – улыбка, которая обещает. Много чего обещает.
Дергаюсь, но бандит лишь сильнее прижимает меня к раковине. Снова улыбается, а затем его рука опускается на живот. Ловко задирает куртку и майку, гладит его, проникает средним пальцем в пупок. Черные глаза пытливо подмечают каждую мою перемену.
Удивление, паника, мои метания.
Алмазов прикасается губами к моему уху и шепчет:
– Проверим тебя?
Он спрашивает? Что можно, блин, проверить? И как?
Та же рука опускается до застежки. Расстегивает умело пуговицу, ширинку.
– Раздвинь! – жестко и хрипло приказывает.
Не могу! Я не согласна.
Смотрю на его отражение и выдавливаю из себя:
– Пожалуйста, не надо.
– Ещё как надо, Пчелка. Ноги раздвинь.
– Нет.
– Как знаешь, – рот перекошен, его кривит от моего отказа, а недовольство приводит в бешенство.
Бандит не церемонится, он сдирает с моих бедер джинсы вместе с трусами, оставляет их болтаться на коленях.
Меня начинает трясти. Помнится, он говорил про врача. Получается, передумал?
– Не надо, пожалуйста, – снова умоляю я, сердце в груди пугливо сжимается и кажется, сейчас разобьется вдребезги.
– Нет! – рычит Алмазов, рывком двигает к себе мои бедра. Прижимается со спины и наблюдает за моей реакцией в зеркале. Он накрывает меня своей огромной рукой между ног и, не задерживаясь, вводит два пальца в сухое лоно. До конца. Насколько позволяют ему это сделать пальцы.
– Нет! Не трогай меня!
Нервы на пределе. Эмоции хлещут и бьют по всему телу.
Остро.
Опасно.
Страшно.
– Прости, Пчелка, – в его голосе фальш. Врет, что жалко, а потом ухмыляется. – Захотелось трахнуть тебя раньше времени.
От хриплого голоса во мне что-то вскипает. Бурлит. Поднимается из низшей точки.
Что это?
Я пока не понимаю. И мне это не нравится.
– Будь послушной девочкой, – предостерегает он вкрадчивым тоном и начинает уверенно двигаться во мне.
Сопротивляюсь, но бандит другой рукой пробирается под куртку, майку, лифчик. Отодвигает чашечку и больно сжимает грудь.
– Аа-а! – кричу, потому что это жестоко. Морщусь. На глазах наворачиваются слезы.