4.5. Всегда быть готовой.
Готовой, блин, к чему?
Пункт 10. предусмотрен на случай, если Алмазов Глеб вступит во вторую часть прав. В том случае распорядок будет подстроен под двух братьев.
Смотрю дальше и вижу приписку не печатную, а написанную от руки. Ровный понятный почерк: «Не заморачивайся, Пчёлка. Всё равно будем тебя переучивать по-своему. И трахать».
Подпись. Дата поставлена сегодняшним числом.
Содрогаюсь от последнего слова.
Закрываю папку, замахиваюсь и бросаю её в стену. Естественно она не долетает, а падает на пол.
Встаю с кровати и начинаю метаться. Спотыкаюсь о коробки. Злюсь, пинаю их ногой. Одна раскрывается.
Как же всё это не вовремя! Или наоборот как раз.
Беру упаковку, иду в ванную, через несколько минут возвращаюсь в комнату. Сажусь на кровать, вспоминаю Вадима ‒ предателя.
Друзей, которые помогали. Женьку и Олега. Надеюсь у них все хорошо. Я обещала им позвонить. Теперь вряд ли у меня получится.
Обидно и горько на душе.
Простой хирург, спасающий людям жизни. Сирота, которую воспитывала родная тётя ‒ мамина сестра. Обычная, как все. Чем я заслужила такое отношение к себе?
В чём я провинилась?
Как я буду жить здесь? Существовать.
А как же мои пациенты?
Я появилась на свете, чтобы спасать людям жизни. И спасаю. А себя не могу.
Если только не попытаюсь.
Решительно встаю и выхожу из комнаты. Надо уйти. Сбежать.
Кажется, что это сделать легко, но только не когда к тебе навстречу идёт Рут.
‒ Далеко собралась? ‒ ухмыляется он.
‒ Домой, ‒ подбираюсь я.
‒ Твой дом там, ‒ указывает в ту сторону, откуда я вышла.
Получается, что комната и есть мой дом? Замечательно просто!
‒ Это не мой дом. Я ухожу, ‒ говорю Руту и обхожу его стороной.
‒ Ты, наверное, что-то недопоняла, курица, ‒ он хватает меня за локоть, разворачивает и насильно ведёт обратно. ‒ Тебе приказали сидеть здесь, ‒ снова швыряет меня на кровать. На этот раз я ударяюсь спиной об угол.
Кожа в момент щиплет. Я поранилась. Потираю копчик, морщусь. Ненавидяще смотрю на мужчину. Тот на меня. Улыбается, истончает яд, а затем достаёт откуда-то сзади пакет, бросает мне
‒ Скоро твои хозяева подъедут, ‒ мерзко улыбается. ‒ Надевай тряпьё и жди. И чтобы как мышь тут сидела!
Рут уходит.
А я не в силах открыть пакет. Потому как страшно туда заглядывать.
Спина ноет, чувствую, что майка липнет к телу. Но сейчас мне не до этого.
Апатия, глухая ярость. Во мне медленно гаснет свет, превращаясь в пустую безысходность. Стаскиваю с кровати плед, кутаюсь в него и сажусь с другой стороны, чтобы от двери не было видно меня.
Ничего не хочу. Никого не хочу.
Глава 11.
Сколько прошло времени? Сколько я сижу на полу, в одном положение, наплевав на ноющую боль в спине? Наверное, достаточно, чтобы в какой-то момент ощутить на себе пристальный, немигающий и прожигающий насквозь взгляд.
Ужасно не хочется поднимать глаза и смотреть на бандита.
На которого из них? Глеба или Даниила?
Я не выполнила то, что от меня требовал Рут. Не переоделась. Не жду с замиранием сердца и не шепчу: «Хозяин пришёл».
Не только моя спина ноет, но и руки опускаются, подрагивают. Сердце трещит в груди, рвёт бледные хрупкие сосуды.
Мне всё равно, что сейчас будет. Что они сделают со мной. Я постараюсь до последнего отстаивать своё пространство, свою жизнь, свободу. Даже если сделают больно. Даже если принудят, я останусь собой, а не покорной рабыней.
Страшно, не отрицаю этого. Но человеческая жизнь, слишком коротая, а я ей так дорожу. Многое видела на работе. Многое слышала. Но помогала каждый раз, находила нужные слова.
Я сама нуждаюсь в тёплом слове, в крепких объятиях, что дали бы надежду, веру на нормальное будущее, но подавляющая аура человека, что возвышается надо мной, губит чувства, отравляет жизнь.
‒ Вставай, ‒ через некоторое время слышу приказ. Повелительный тон.
Лишь усмехаюсь непонятно кому.
‒ Пчёлка, не выводи меня.
Голоса у братьев похожи. Но так, может говорить Даниил. Это он стоит рядом. Его нотки невозможно не распознать.
‒ Иди к чёрту! ‒ посылаю его.
Что может быть хуже? Я и так в бедственном положение.
‒ Что ты сказала? ‒ он злиться. Хватает плед, сдёргивает его. ‒ Встала!
Поднимаюсь на деревянные ноги. Они сразу же начинают покалывать.
‒ На меня смотри!
Как пожелаете, Хозяин! В моих мыслях так и плещет сарказм.
Смотрю на бандита. Он переоделся. Нет кожаной куртки и штанов. Вместо них деловой костюм из дорогой ткани.
Он ухмыляется, хотя в глазах стоит злой блеск.