– Давайте, – моя рука дёрнулась.
Нифран покопался в папке, вытянул уже другие листы, я так предполагаю настоящие и положил передо мной.
Изменения были. Незначительные, но всё же были. И если, не зная где копать, не определили бы так сразу.
–Ты знаешь, Варь, что у каждого человека организм индивидуален. Твой – точно. Ты уже чувствуешь изменения. И это значит, что беременность будет особенной. Скоро сама поймёшь. Варь, ты меня слушаешь? Ты чего плачешь, девочка?
Плачу?
Лист расплывался перед глазами. Бумага становилась мокрой. Даже Дан, развернувший меня к себе, и взяв моё лицо в свои ладони, не мог успокоить меня.
Как таковой у меня не было истерики, всхлипов, громких слёз. Но я плакала. Просто запрокинула голову назад, не обращая внимания, что по-прежнему Дан держит и смотрела в потолок.
Какое-то время смотрела, пока мне не приказали:
– А ну прекрати! – бандит заставил посмотреть на себя. – Варя, прекрати страдать х#йнёй. Всё же хорошо. Тебя никто не обижает, никто не заставляет делать что-то противоречащее. Чего мокроту разводишь на ровном месте?
– Ты не понимаешь, Дан, – прошептала я и дёрнулась в его руках.
Никто и никогда меня не понимал. Нет, меня , конечно, Женя поддерживала и сочувствовала, и видела, как я мечтала о ребёнке, о том, что рожу, что буду всегда рядом, защищать его, кормить, пеленать нежно, боясь ненароком поранить, что мы будем вместе играть, гулять, но никто не знал какого это смотреть на окружающих, знакомых, которые живут настоящей семьёй. Вечерами читают сказки, чистят зубы, смеются. Я так мечтала об этом, так старалась сделать хоть что-то, часами торчала в хорошей частной клинике, где как раз и проходила всё, где работал по этой части друг Вадима.
Стоп. Друг Вадима. Он и был тем, кто проверял, помогал. Не мог же он…
Ох!
Или мог по просьбе Вадима?
Помню, как предложила ему усыновить ребёнка. Помню его злобный взгляд, которым он окатил меня. Я помню всё досконально, как и стараюсь до последнего в людях видеть хорошее.
Какая же я была глупая и доверчивая.
Едва заметила, как меня подхватили на руки, смутно запомнила наставление дока, а тепло, что распространяло тело Дана просачивалось мимо меня.
Ну что я, в самом деле? Плачу. Зачем?
Успокаивала себя и, кажется, бандит тоже успокаивал меня.
И у него и у меня выходило плохо.
Я больше не плакала, но была далеко от мира. Думала. Много думала, пропустила тот момент, как оказалась в другом доме – уютная, светлая квартира, многоэтажка, так же последний этаж. В ней было слишком много света, солнечные лучи резали глаза.
Я закрывала окна, будь то жалюзи или шторы. Хотелось темноты, чего-то может кого-то кто бы спас меня, развеял в душе едва сдерживаемую боль. Чаще прижимала ладошки к животу и тогда улыбалась, гладила кожу, представляя, как скоро он будет большой и тут же боялась своих мыслей. Сглазить никак нельзя.
Вроде бы я спала, и, скорее всего, ела, машинально работая ложкой, слыша, как чертыхался Дан, пытаясь впихнуть в меня как можно больше еды.
В остальное время молилась, чтобы дурацкая тоска прошла. Прикладывала к этому усилия, но отрицательные эмоции заправляли и не спешили уходить.
На второй день пребывания в новом доме, я решилась распахнуть окна и посмотреть на мир, может это поможет – взглянуть на него по-другому.
Открыла, за окном шёл дождь. Сильный ливень бил по окнам, небо хмурилось, низкие серые тучи готовы были поглотить любого живого ставшего у них на пути.
Подходил Дан, что-то опять спрашивал, пытался обнять. Не давалась в руки.
Не знаю, сколько я простояла у окна, но в какой-то момент услышала, а точнее почувствовала как плед, в который я была завёрнута стали тянуть вниз. Затем услышала бархатный голосок маленького ребёнка:
– Варь, – «р» плохо проговаривалось, как будто если бы его съели, но я не обиделась, а пристально посмотрела на малышку, и когда она засекла, что моё внимание полностью принадлежит ей, протянула, – посли сяй пить.
Откуда она здесь?
Растерянно перевела взгляд с Алексы на… оба бандита находились в этой комнате.
Странно, но мне показалось, что они напряжённо ждали моего ответа.
Малышка снова потянула края пледа.
– Сяй? – на меня смотрели красивые глаза с разными радужками.