Так-называемые «антропологические причины», на которые в последние годы было обращено много внимание, несомненно играют еще более важную роль, чем причины космические. Влияние унаследованных качеств и телесной организации на склонность к преступлению иллюстрировано за последнее время столь многими интересными исследованиеми, что мы можем составить почти вполне обоснованное суждение относительно этой категории причин, приводящих людей к дверям наших судов. Конечно, мы не можем вполне согласиться с теми заключениеми, к которым пришел один из наиболее видных представителей этой школы, д-р Ломброзо[84], особенно в одной из его последних работ[85]. Когда он указывает, что многие обитатели наших тюрем страдают недостатками мозговой организации, мы должны признать этот факт. Мы готовы даже допустить – если это действительно доказано, что большинство преступников и арестантов обладают более длинными руками, чем люди, находящиеся на свободе. Опять-таки, когда Ломброзо указывает нам, что самые зверские убийства были совершены людьми, страдавшими от серьезных дефектов телесной организации, мы можем лишь преклониться пред этим утверждением и признать его точность. Но подобные утверждение остаются лишь заявлением факта, – не более того. А потому мы не можем следовать за г. Ломброзо, когда он делает черезчур широкие выводы из этих и подобных им фактов и когда он высказывает мысль, что общество имеет право принимать, какие ему заблагорассудится, меры по отношению к людям, страдающим подобными недостатками телесной организации. Мы не можем признать за обществом права истреблять всех людей, обладающих несовершенной структурой мозга и еще менее того сажать в тюрьмы всех, имевших несчастье родиться с черезчур длинными руками. Мы можем признать, что большинство виновников зверских деяний, от времени до времени, вызывающих общественное негодование, недалеко ушли от идиотов по степени своего умственного развития. Так, напр., голова некоего жестокого убийцы, Фрея, рисунок которого обошел всю прессу в 1886-м году, может считаться подтверждающим фактом. Но, точно также как не все в Индии берутся за нож в жаркую погоду, точно также не все идиоты и еще менее того, не все слабоумные мужчины и женщины делаются убийцами; так что самому ярому криминалисту антропологической школы придется отказаться от мысли всеобщего истребление идиотов, если только он припомнит, сколько из них находится на свободе (некоторые – под надзором, а многие – даже имея здоровых людей под своим надзором); а, между тем, вся разница между этими несчастными и теми, которых отдали в руки палача, является, в сущности, лишь разницей обстоятельств, при которых они были рождены и выросли. Разве во многих, в других отношениех вполне «респектабельных» семьях, а также во дворцах, не говоря уже об убежищах для умалишенных, мы не находим людей, страдающих такими недостатками мозговой организации, которые д-р Ломброзо считает характерными, как показателей «преступного безумия»? Болезни мозга могут содействовать росту преступных наклонностей; но при других условиях, такого содействия может и не оказаться. Здравый смысл и доброе сердце Чарльза Диккенса помогли ему прекрасно понять эту простую истину и воплотить ее в образе мистера Дика.
Итак, мы не можем согласиться со всеми выводами д-ра Ломброзо, а тем менее – его последователей; но мы должны быть благодарны итальянскому писателю за то, что он посвятил свое внимание медицинской стороне вопроса и популяризировал такого рода изыскание. Теперь всякий непредубежденный человек может вывести из многоразличных и чрезвычайно интересных наблюдений д-ра Ломброзо единственное заключение, а именно, что большинство тех, кого мы осуждаем в качестве преступников, – люди страдающие какими-либо болезнями или несовершенствами организма, и что, следовательно, их необходимо лечить, а не усиливать их болезненное состояние путем тюремного заключение.
Исследование Маудсли о связи безумия с преступлением хорошо известны в Англии[86]. Читая внимательно его работы, нельзя не вынести впечатление, что большинство обитателей наших тюрем, осужденных за насильственные действия, – люди, страдающие какими-нибудь болезнями мозга. Мало того, «идеальный сумасшедший», созданный в воображении законников, которого они готовы признать неответственным за его поступки, является такой же редкостью, как и «идеальный преступник», которого закон стремится наказать. Несомненно имеется, как говорит Маудсли, – широкая «промежуточная область между преступлением и безумием, причем на одной границе мы встречаем некоторое проявление безумия, но еще более того – проявление порочности, вернее было бы сказать: „сознательного желание причинить какое-нибудь зло“; вблизи же другой границы мы встречаем, наоборот, меньшее проявление порочности и большее – безумия». Но, прибавляет он, «справедливое определение нравственной ответственности несчастных людей, обитающих в этой промежуточной полосе», никогда не будет достигнуто, пока мы не отделаемся от ложных представлений о «пороке» и «злой воле»[87].