Къ сожалѣнію, немногіе изъ тѣхъ, кому пришлось пережить ужасы каторжныхъ работъ и ссылки въ Сибирь, занесли на бумагу результаты своего печальнаго опыта. Это сдѣлалъ, какъ мы видѣли, протопопъ Аввакумъ и его посланія до сихъ поръ распаляютъ фанатизмъ раскольниковъ. Печальная исторія Меньшикова, Долгорукихъ, Бирона и другихъ ссыльныхъ, принадлежавшихъ къ знати, сохранена для потомства почитателями ихъ памяти. Нашъ молодой поэтъ-республиканецъ, Рылѣевъ, прежде, чѣмъ его повѣсили въ 1827 г., успѣлъ разсказать въ трогательной поэмѣ «Войнаровскій» о страданіяхъ этого украинскаго патріота. Воспоминанія нѣкоторыхъ декабристовъ и поэмы Некрасова «Дѣдушка» и «Русскія женщины» до сихъ поръ наполняютъ сердца русской молодежи любовью къ угнетаемымъ и ненавистью къ угнетателямъ. Достоевскій въ своемъ знаменитомъ «Мертвомъ домѣ», этомъ замѣчательномъ психологическомъ изслѣдованіи тюремнаго быта, разсказалъ о своемъ заключеніи въ Омской крѣпости послѣ 1848 года; нѣсколько поляковъ описали мученическую жизнь ихъ друзей послѣ революцій 1831 и 1848 гг… Но что такое всѣ эти страданія, когда сравнишь ихъ съ тѣми муками, которыя должны были вынести болѣе чѣмъ полмилліона людей изъ народа, начиная съ того дня, когда они, прикованные къ желѣзному пруту, отправлялись изъ Москвы въ двухлѣтнее или трехлѣтнее путешествіе къ Забайкальскимъ рудникамъ, вплоть до того дня, когда, сломленные тяжкимъ трудомъ и лишеніями, они умирали, отдѣленные пространствомъ въ семь — восемь тысячъ верстъ отъ родныхъ деревень, умирали въ странѣ, самый видъ которой и обычаи были также чужды для нихъ, какъ и постоянные обитатели этой страны, сибиряки, — крѣпкая, интеллигентная, но эгоистическая раса!
Что такое страданія этихъ немногихъ культурныхъ или высокорожденныхъ людей, когда сравниваешь ихъ съ терзаніями тысячъ, корчившихся подъ плетью и кнутомъ легендарнаго изверга, Разгильдѣева, котораго имя до сихъ поръ съ ужасомъ произносится въ Забайкальскихъ деревняхъ; когда сравниваешь ихъ съ мученіями тѣхъ, кто, подобно польскому доктору Шокальскому и его товарищамъ, умеръ во время седьмой тысячи шпицрутеновъ за попытку къ побѣгу; или когда сравниваешь ихъ со страданіями тѣхъ тысячъ женщинъ, которыя послѣдовали въ ссылку за своими мужьями и которыхъ лишь смерть освобождала отъ жизни, полной голода, скорбей и униженій; и, наконецъ, со страданіями тѣхъ тысячъ бродягъ, которые пытаются бѣжать изъ Сибири и пробираются черезъ дикую тайгу, питаясь грибами и ягодами, поддерживаемые лишь надеждою, что, можетъ быть, имъ удастся взглянуть на родное село, увидѣть родныя лица?