Не касаясь политическихъ, которыхъ изрѣдка посылаютъ въ Клэрво, здѣсь имѣются двѣ различныя категоріи заключенныхъ. Большинство состоитъ изъ уголовныхъ, осужденныхъ болѣе, чѣмъ на одинъ годъ тюремнаго заключенія, но безъ каторжныхъ работъ (присужденные къ послѣднимъ посылаются въ Новую Каледонію); но кромѣ уголовныхъ, въ Клэрво обыкновенно содержится нѣсколько десятковъ солдатъ, такъ наз. détentionnaires, осужденныхъ военными судами. Эти арестанты — печальный продуктъ нашей системы военщины. Солдатъ, оскорбившій унтеръ-офицера или офицера, присуждается обыкновенно къ смертной казни. Но если будетъ доказано, что онъ былъ вызванъ на это оскорбленіе, какъ это бываетъ въ большинствѣ случаевъ, смертную казнь замѣняютъ двадцати-лѣтнимъ тюремнымъ заключеніемъ, и его посылаютъ въ Клэрво. Я не знаю, какъ это случается, но имѣются такіе détentionnaires, которымъ приходится отсиживать двойные и тройные сроки наказанія, вѣроятно за оскорбленія, нанесенныя начальству уже во время нахожденія ихъ въ тюрьмѣ. Во время нашего пребыванія въ Клэрво, много говорили объ одномъ такомъ арестантѣ, которому было около сорока лѣтъ отъ роду, и которому, въ общемъ, приходилось отсидѣть еще 65 лѣтъ; ему нужно было дожить до ста слишкомъ лѣтъ, чтобы отбыть весь срокъ наказанія. Въ день національнаго праздника, 14-го іюля, ему было сбавлено сразу 25 лѣтъ наказанія, по декрету президента республики; но все же ему оставалось еще около сорока лѣтъ заключенія. Это можетъ показаться невѣроятнымъ, но это — фактъ.
Всякому понятна нелѣпость подобныхъ приговоровъ, и поэтому военные заключенные избавлены отъ тѣхъ суровостей, которымъ подвергаются прочіе заключенные. Они свободны отъ обязательнаго труда и работаютъ въ мастерскихъ только въ томъ случаѣ, если сами желаютъ этого. Имъ даютъ лучшую, по сравненію съ другими арестантами, сѣрую одежду и позволяютъ покупать вино изъ тюремнаго склада. Тѣ изъ нихъ, кто не ходитъ на работы, занимаютъ отдѣльное помѣщеніе и проводятъ цѣлые годы въ совершенной бездѣятельности. Легко можно себѣ представить, чѣмъ могутъ заниматься человѣкъ тридцать солдатъ, проведшихъ нѣсколько лѣтъ въ казармахъ и запертыхъ теперь лѣтъ на двадцать въ тюрьму, гдѣ они не заняты никакимъ умственнымъ или физическимъ трудомъ. Ихъ помѣщеніе пользуется, поэтому, такой репутаціей, что тюремное начальство было бы радо, если бы его постигла „небесная кара“, въ родѣ той, которая уничтожила библейскіе города.
Что же касается уголовныхъ, то они подчинены системѣ принудительной работы и абсолютнаго молчанія. Послѣднее, впрочемъ, настолько не свойственно человѣческой природѣ, что отъ него пришлось болѣе или менѣе отказаться. Совершенно предупредить разговоры заключенныхъ между собою, во время работъ въ мастерскихъ, — фактически невозможно. А если бы администрація пожелала не допускать разговоровъ во время отдыха отъ работъ, или болтовни въ спальняхъ, ей пришлось бы устроить штаты надзирателей и прибѣгнуть къ самымъ суровымъ наказаніямъ. Поэтому, во время нашего пребыванія въ Клэрво, система абсолютнаго молчанія приходила въ упадокъ, и въ настоящее время арестантамъ, сколько мнѣ извѣстно, запрещаются лишь громкіе разговоры и ссоры.
Рано утромъ — въ пять часовъ лѣтомъ и въ шесть зимою — раздается звонъ колокола. Заключенные должны немедленно подняться съ постелей, свернуть свои тюфяки и сойти внизъ во дворъ, гдѣ они выстраиваются рядами, разбиваясь на отряды по мастерскимъ, съ надзирателемъ во главѣ каждаго отряда. По приказанію надзирателя, они маршируютъ гуськомъ, медленными шагами, по направленію къ мастерскимъ; надзиратель громко выкрикиваетъ: „разъ, два! разъ, два!“ и топотъ тяжелыхъ, деревянныхъ башмаковъ мѣрно звучитъ въ согласіи съ командой. Нѣсколько минутъ спустя раздаются свистки паровыхъ машинъ, и въ мастерскихъ начинается работа. Въ девять часовъ (лѣтомъ — въ половинѣ девятаго) работа пріостанавливается на часъ, и заключенные маршируютъ въ столовыя. Здѣсь они усаживаются на скамейки, расположенныя такъ, чтобы арестанты могли видѣть лишь спины сидящихъ впереди, и получаютъ завтракъ. Въ десять часовъ они возвращаются въ мастерскія и работаютъ до двѣнадцати часовъ, когда дается десятиминутный отдыхъ; потомъ опять работаютъ до половины третьяго, когда всѣ арестанты, моложе 35 лѣтъ и не получившіе никакого образованія, посылаются на одинъ часъ въ школу.