Она пожала плечами.
- Может быть, да. Однако уверяю тебя, Антоний, малва сейчас не принесут мне зла. Ни в коем случае. Я - их гордость и радость. Они во мне души не чают.
Епископ упрямо уставился на не съеденный завтрак. Антонина вздохнула.
- Неужели ты не можешь понять, Антоний? После того как Аджатасутра "поймал меня в капкан" - и какой это был капкан! - ведь целых два дьякона слышали, как я призывала к смерти Юстиниана! - малва держат меня в тисках. Как они это видят. Они попытаются выжать из меня все, что возможно. Перед моим отъездом из Константинополя они вытянули из меня все, что мне известно о внутренней политике ипподрома.
Антонина на мгновение замолчала и скорчила гримасу.
- Я до сих пор не знаю, почему их так заинтересовал этот вопрос. Матерь Божия, пока я росла, я только и слышала от отца о соперничестве на ипподроме. Этот из Голубых сделал это, а тот из Зеленых сделал то. Эти Голубые - просто клоуны, но следи внимательно за теми Зелеными.
Она вскинула руки в отчаянии.
- Мне даже пришлось расспросить нескольких старых приятелей отца - по крайней мере тех, кого удалось разыскать в. Константинополе, - чтобы мои знания о борьбе на ипподроме были свежими. Боже праведный, ну и жалкие бандиты!
- Они были рады снова увидеть тебя? - спокойно спросил Антоний. - После стольких лет?
Антонина выглядела удивленной. Затем улыбнулась, довольно весело.
- Сказать по правде, они меня чуть ли не облизали. Местная девчонка выбилась в люди, а тут возвращается навестить старых друзей. Я даже не представляла, насколько Велисарий популярен в их кругах.
Она пожала плечами.
- Так что в конце концов мне удалось предоставить Балбану все детали о том, чем занимаются обитающие у ипподрома банды. И я до сих пор не знаю, зачем малва...
- Интерес малва не случаен, Антонина, - перебил Антоний Александрийский. - И я не стал бы называть его странным. Этих головорезов в Константинополе - тысяч двадцать или тридцать. Потенциально - не такая уж незначительная военная сила.
Антонина фыркнула.
- Головорезы с ипподрома? Не дури, Антоний. О, конечно, они представляют достаточно серьезную угрозу в уличной драке. Но против катафрактов? Кроме того, они примерно в равном количестве разделены на Голубых и Зеленых. Скорее они будут сражаться друг с другом, чем выполнять то, что от них захотят малва.
Епископ потер большой и указательный пальцы друг о друга. Древний жест означал одно: "деньги".
Антонина вопросительно склонила голову.
- И Ирина так думает. Но я считаю, что она переоценивает силу банд, даже если малва и удастся их объединить взятками. - Она покачала головой. Достаточно об этом. По крайней мере сейчас малва требуют от меня каких-то разумных секретов. К тому времени, как я вернусь в. Константинополь через несколько месяцев, я должна представить им в деталях все данные о военных подразделениях на востоке. Всех подразделениях, не только здесь в Сирии, но также и в Палестине. И даже в Египте. - Антонина улыбнулась. - Или... египтянка многозначительно замолчала.
Антоний уставился на нее, все еще оставаясь серьезным Антонина перестала улыбаться.
- Тебя волнует это "или", не так ли?
Антоний глубоко вздохнул.
- На самом деле нет. По крайней мере не очень.
Он встал из-за стола и стал медленно прогуливаться из угла в угол.
- Боюсь, ты не полностью понимаешь, чего я опасаюсь, Антонина. Я согласен с тобой насчет малва. По крайней мере на текущий момент они совсем не собираются приносить тебе какой-то вред.
Антонина нахмурилась.
- Тогда что?..
Теперь пришел черед. Антония всплеснуть руками в отчаянии.
- Неужели ты можешь быть так наивна? В этом заговоре участвуют не просто малва, женщина! В него также вовлечены римляне. И они преследуют свои, своекорыстные цели, причем достаточно часто эти цели противоречат целям других участников заговора.
Он шагнул к столу, положил на него пухлые руки и склонился вперед.
- Ты оказалась в эпицентре шторма, Антонина. Сама туда влезла. Между Сциллой и Харибдой - и множеством других монстров! - которые все точно так же строят заговоры против других конспираторов, как и против Римской империи. - Он снова выпрямился. - Ты, моя дорогая, не можешь знать, откуда придет удар. Совсем. Ты видишь только малва. И только то лицо, которое они тебе показывают.
Антонина мрачно уставилась на него. Но не отводила глаз.
- И что? Я понимаю, что ты хочешь сказать, Антоний. Но, я повторяю: и что?
Она пожала плечами, и этого было достаточно, чтобы разбить сердце епископа. Так женщины плечами не пожимают, так делают ветераны.
- Это война, Антоний. Ты предпринимаешь все возможное против врага, зная, что он намерен в полной мере ответить тебе тем же. Один из вас выигрывает, другой проигрывает. Обычно умирает.
На лице появилась холодная улыбка.
- Так говорит Велисарий, как, впрочем, и Маврикий. Я думаю, мой муж позаимствовал эти знания от него. Я имею в виду первый закон битвы. Любой план сражения летит к чертям собачьим, - прости меня за такие выражения, епископ, - как только появляется враг. Именно поэтому его и называют врагом.
Антоний потрепал бороду. В жесте была усталость, но также и доля юмора.
- Грубо, грубо, - пробормотал он. - В общем и целом грубовато сказано. Изысканные теологи выразили бы это по-другому. Против любой логичной доктрины выдвигаются возражения, как только на совет прибывают другие догматики. Именно поэтому их называют еретиками.
Наконец он улыбнулся.
- Очень хорошо, Антонина. В любом случае я не могу тебя остановить. Я предоставлю тебе всю помощь, какую могу.
Он снова занял свое место. Затем, какое-то время просидев, уставившись в тарелку, он пододвинул ее к себе и принялся есть с обычным аппетитом.
- Конечно, не особо смогу помочь в том, что касается военных вопросов и головорезов с ипподрома, - он весело взмахнул ножом. - С другой стороны, конспираторы из церкви - не сомневайся: их полно! - это совсем другое дело.
Он проткнул два финика.
- Глицерий из Халкедона и Георгий Барсимес, так?
Финики исчезли как по волшебству. Антоний взялся за грушу.
- Руфиний Намациан, епископ Равенны, - пробурчал он задумчиво, с полным ртом фруктов. - Хорошо их знаю.