Сигнал. Его пульс забился со скоростью града, стучащего по крыше. Наконец подвернулась нужная колода, и настало время ему вступить в игру.
Он с беспечным видом прошел к столу с двадцать одно и отодвинул стул слева от нее. Она повернулась и подняла голову. Ее взгляд скользнул по его наряду, и ее губы медленно растянулись в сладкой, как мед, улыбке, многообещающей, чувственной и одобрительной. Ее взгляд стал томным, как будто на нее подействовал один только его вид.
— Здравствуйте, — сказала она.
Да, он уже знает, что она умеет играть такую роль. Если по сценарию предполагается, что она должна видеть потенциального покровителя в каждом мужчине, тогда безразличие к новому соседу могло бы вызвать подозрения. Он поклонился — не излишне дружелюбно, не излишне сдержанно — и сел.
Справа от Лидии сидело трое понтеров: коринфянин, которому она что-то сказала, явно намереваясь держать его на поводу, и двое пожилых джентльменов, которые оказались невосприимчивы к ее чарам. Такое размещение игроков было, естественно, не случайным. То, что он оказался в конце, последним в каждой сдаче, позволит ей учесть открытые карты других понтеров, когда она будет производить свои таинственные вычисления для определения его ставки.
Уилл достал фишки из кармана и высыпал их перед собой на стол. Началась сдача карт. Шестерка, восьмерка, тройка, Лидия получила четверку, ему достался туз. Банкомет открыл свою девятку.
Когда первый понтер объявил свою ставку, она повернулась к нему с чарующей улыбкой.
— Попробую отгадать. — Она окинула быстрым взглядом его самого и горку фишек, затем в задумчивости потерла ключицу. — Вы только что демобилизовались, нашли себе приятную синекуру, и теперь призовым деньгам[10] вместе с жалованьем стало тесно в ваших карманах.
«Синекура» было кодовым словом. Оно было созвучно французскому cinq. Пять фишек.
Она хотела, чтобы он на первой карте поставил сто фунтов. Прямо так, с наскоку.
— Мадам, прошу вас. — Судя по тону, банкомет уже не раз пытался призвать ее к тому, чтобы она отвлеклась от мужчин и вернулась к игре. — Делайте ставку.
Свободной рукой она взяла фишку в один фунт и положила ее ближе к центру стола, другой же продолжала нежно поглаживать ключицу.
Он понимал логику ее стратегии в отношении его ставки. С десяткой у него будет двадцать одно очко, а в колоде предположительно осталось достаточное количество десяток, чтобы помешать кому-то сыграть на пяти картах.
— Такая робкая ставка у столь догадливой дамы. — Он одарил ее полуулыбкой и выдвинул вперед пять фишек. — Раз уж вы решились поставить, то я буду играть смело.
Перед каждым понтером упало по карте. Уилл приподнял уголок. Десятка пик. Господи, как же просто.
Он перевернул свою карту картинкой вверх и, откинувшись, положил руку на спинку своего стула. Его сердце колотилось, как колеса сорвавшейся с тормоза и несущейся вниз по склону повозки. Конечно, банкомет еще может переиграть его, но он хотя бы останется при своих. Двадцать одно очко означает, что банкомет продолжит сдавать себе карты в надежде на ничью, а это, в свою очередь, означает, что велика вероятность его проигрыша.
Первые два джентльмена остановились после второй карты. Лидия и коринфянин остановились после третьей. Банкомет добавил шестерку и даму к своей девятке и был вынужден заплатить каждому понтеру.
— И правда, играйте смело. — До чего же нелепо она выглядит, одной из маленьких лопаточек подгребая к себе жалкие два фунта. — Подозреваю, что в других аспектах вы так же смелы. — Ни голосом, ни жестом она не выдавала никаких эмоций, кроме желания вовлечь его в легкий флирт. Однако он отлично знал, что под этой болтовней скрывается одобрение и поддержка. Она довольна тем, как он сыграл свою роль.
Итак, спектакль начался. А почему бы нет? В конце концов, разве он не отдал бы все, чтобы стать другим — человеком, довольным тем, с какой готовностью мир оказывает ему услугу? Возможно, он и стал бы таким, если бы давным-давно кое-что — а таких «кое-что» множество — сложилось по-другому. Но сегодня и все последующие ночи, пока они будут действовать по своей схеме, он может хотя бы попытаться примерить на себя ту жизнь, как примеряют парадный фрак с бархатной отделкой, который не очень хорошо сидит и вообще не по карману.
Так что он играл свою роль с удовольствием и каждый раз, когда надо было делать ставку, принимал задумчивую позу: подпирал кулаком щеку, выпячивал нижнюю губу и устремлял взгляд на фишки.
При очередной сдаче он вслушивался в болтовню Лидии и тщательно перебирал ее, просеивая каждое слово, так же как вор, который перебирает драгоценности, оценивая результаты последней кражи.