По выражению лица Хиларио я заметил, что у него накопился целый мир новых вопросов, который он жаждал выплеснуть наружу.
Но Аулюс предупредил:
— Пошли! Нам необходимо действовать быстро.
Немногим позже мы уже входили в туманную область ночи.
Звёзды исчезали у нас на глазах.
У меня было впечатление, что газифицированная смола была основным элементом в этой атмосфере.
Вокруг нас множились рыдания и проклятия, но маленькая лампа, которую Абелардо держал в руке, помогая нам, позволяла видеть лишь узкую дорогу, по которой нам предстояло пройти.
После нескольких минут ходьбы мы достигли плохо освещённого строения, где находились различные увечные, за которыми ухаживали преданные санитары.
Мы вошли в здание.
Аулюс объяснил, что мы находимся в больнице скорой помощи, которая является частью многочисленных зданий подобного рода, разбросанных по областям-чистилищам.
Всё здесь было — страдание, нищета, нужда…
— Это мой храм теперешней работы, — сказал нам Абелардо, гордый тем, что является важным элементом организации услуг.
Брат Жюстино, директор учреждения, подошёл и поздоровался с нами.
Он извинился за то, что не мог сопровождать нас. Места были полны развоплощёнными психопатами, и поэтому он не мог в данный момент покидать больницу.
Но он дал нам полную свободу действий.
Дисгармония, действительно, была такой великой, что я не мог сдержать своего ужаса.
Что уж тут говорить о восстановлении в подобном месте?
Но Помощник сдержал меня, объяснив:
— Надо признать, что это место является приютом для отчаявшихся. По той реакции, которую они выказывают, их только что привели в места позитивного восстановления, или они возвращаются на линию угнетения, откуда они прибыли. Здесь они проходят лишь краткий восстановительный стаж.
Мы подошли к простенькой постели, где Либорио, с отсутствующим взглядом, казался отрешённым от любого интереса, связанного с нашим присутствием.
Он бесстрастно глядел на нас.
Лицо у него походило на лица тех безумцев, которые обретают другой облик под ударами невидимых кнутов.
Один из охранников подошёл к нам и проинформировал Абелардо, что доставленный больной проявляет всё возрастающую тревогу.
Аулюс по-отечески выслушал его и затем сказал:
— Мысль воплощённой сестры, которую поглощает наш друг, присутствует в нём. Оба они резонируют на одной и той же волне. Это случай взаимного преследования. Благодеяния, полученные в группе, заслоняются теперь требованиями, запущенными издалека.
— Здесь мы имеем совершенную аналогию того, что мы обычно наблюдаем на Земле, — сослался я, — в секторах искажённого медиумизма. Существуют медиумы, которые, освобождённые от оскорблений, которые они испытывали со стороны низших сущностей, привязываются к ним, словно требуя их присутствия, несмотря на наши самые мудрые намерения освободить их.
— Да, — одобрил ориентер, — пока мы не изменим их духовного состояния, предоставляя им создание новых мыслей, они блуждают в ситуации немого рабства, где одержатель и одержимый подпитываются эманациями друг друга. Они боятся разлуки из-за установленных привычек, в которых они едины, в соответствии с принципами сходства, и отсюда происходят препятствия двойному восстановлению, которое мы желаем для них.
Больной становился всё более тревожным и бледным.
Казалось, внутри у него происходит буря, ужасная и жестокая.
— Всё указывает на близость сестры, которая завладела его разумом. Наш компаньон выказывает всё более явные признаки доминирования, угнетённости…
Едва ориентер закончил формулировку диагноза, как бедная женщина, отделённая от своего физического тела действие сна, появилась перед нами, угрожающе восклицая:
— Либорио! Либорио! Почему тебя нет? Не оставляй меня! Вернёмся домой! Слушайся меня! Слушайся!..
— Что мы здесь видим? — воскликнул заинтригованный Хиларио. — Случайно, это не та личность, которую работа этой ночи якобы изолировала от зловредных влияний?
И так как ориентер ответил утвердительно, мой коллега продолжил:
— Боже милостивый! Неужели она не заинтересована в своём собственном здоровье? Неужели ей не нужна помощь учреждения, которое она посещает.
— Это она так думает, — осторожно объяснил Аулюс. — Но внутренне она подпитывается болезненными флюидами развоплощённого компаньона и инстинктивно привязывается к нему. Таковых тысячи и тысячи. Они свидетельствуют о самых различных болезных и адаптируются к ним, чтобы более уверенно приспособиться к политике малого усилия. Они считают, что им наносят ущерб и тревожат их, но когда из них вытягивают болезнь, носителями которой они являются, они чувствуют себя опустошёнными и страдающими, провоцируя симптомы и впечатления, при помощи которых они призывают вновь к себе свои у вечности, в различных их проявлениях, помогая им культивировать положение жертвы, в котором им комфортно себя чувствовать. Это происходит в большинстве явлений одержания. Воплощённые и развоплощённые привязываются друг к другу в мощном взаимном притяжении, пока не изменится их центр ментальной жизни. Поэтому во многих случаях самая большая боль призвана воздействовать на малые боли с целью пробудить испорченные души, задействованные в низших обменах подобного рода.