Было очевидно, что объяснения, полученные накануне, требовали новой информации. Но Аулюс, аккуратный во всём, уточнил:
— Анезия и Жовино здесь вместе со своими малышками Маренной, Мартой и Марсией.
Семейная беседа протекала в тёплой атмосфере, но хозяин дома, казалось, чувствовал себя неуютно. Нежные замечания девочек не вызывали у него ни малейшей улыбки. Несмотря на всё это, пока отец выказывал раздражение, мать становилась всё более радостной и нежной, поддерживая беседу двух старших дочерей, которые комментировали весёлые эпизоды, происходившие в магазине скобяных изделий, где они вместе работали.
Ужин закончился, и женщина обратилась к самой старшей, попросив её:
— Марсия, дочь моя, иди к бабушке и подожди меня там. Больная не должна оставаться одна.
Малышка охотно подчинилась и, спустя несколько мгновений, Марсина и Марта ушли в соседнюю комнату, чтобы продолжить более интимный разговор.
Анезия молча навела порядок в столовой и в кухне, в то время, как муж, устроившись в кресле, поглощал вечерние газеты. Но, заметив, что муж собирается уходить, она с тревогой посмотрела на него и очень деликатно спросила:
— Разве мы не сможем рассчитывать на тебя сегодня?
— Сегодня? Сегодня?… — ответил муж, не глядя на неё.
И диалог продолжился с большим оживлением:
— Да, немного попозже; мы вместе помолимся…
— Помолимся? А зачем?
— Откровенно говоря, Жовино, я верю в силу молитвы и думаю, что нам сейчас как никогда надо практиковать её во имя семейного спокойствия.
— Я не разделяю твоей точки зрения.
И со странной улыбкой он саркастично продолжил:
— Я не располагаю временем, чтобы заниматься твоими бредовыми идеями. У меня дела, которые я не могу отложить. У нас с друзьями намечается прекрасное дельце.
Но в это мгновение перед его глазами возник удивительный женский образ, словно полученный на расстоянии, появляясь и исчезая через равные промежутки времени.
Жовино стал более рассеянным, более скучным.
Теперь он смотрел на свою супругу с ироничным равнодушием, выказывая непреодолимую духовную чёрствость.
Заинтригованные явлением, которое разворачивалось перед нами, мы услышали Анезию, которая, соединившись с Теонилией, говорила почти умоляющим тоном:
— Жовино, разве ты не видишь, что мы отдаляемся друг от друга, в то время, как нам надо быть ближе?
— Вот ещё! Прекрати манерничать! Твои тревоги были бы оправданы двадцать лет назад, когда мы были глупыми коллегами!
— Нет, я не о том… Я волнуюсь за наш дом и дочерей…
— Со своей стороны я не вижу повода мучиться. Думаю, у нас в доме всё есть, и меня интересуют не только семейные дела. У меня идут дела. Мне нужны деньги, и поэтому я не могу тратить время на ханжество и просьбы, адресованные Богу, который, несомненно, должен быть доволен тем, что живёт на Небесах, не вспоминая об этом мире…
Анезия готовилась ответить, но вид мужа был так очевидно грозен, что она посчитала более уместным промолчать.
Поправив узел своего цветастого галстука, муж шумно хлопнул дверью после себя и ушёл.
Его униженная супруга упала в старое кресло, плача в молчании, и стала думать, артикулируя фразы без слов:
— Дела, дела… Ложь за ложью! Другая женщина, да! Бессердечная женщина, которая не видит наших проблем… Долги, работа, усталость! Дом на ипотеке, мать вот-вот умрёт!.. Дочкам так рано придётся бороться за своё собственное выживание!
В то время, как эти размышления становились слышимыми для нас, излучаясь по всей тесной комнатке, мы снова увидели то же женское лицо, которое возникло перед Жовино, вновь и вновь появляясь вокруг грустной супруги, словно она пришла изводить её сердце невидимыми стрелами тревоги, потому что Анезия выражала теперь бесконечное своё несчастье.
Она не видела странной и нежелательной посетительницы своими глазами, но чувствовала её присутствие в форме невыносимой ментальной угнетённости. И неожиданно она перешла от мирных размышлений к бурным мыслям.
— Я помню её, да, — теперь говорила она себе в откровенном отчаянии, — я знаю её! Это развратная кукла… Уже давно она не даёт покоя нашему дому. Жовино так изменился… Он постепенно оставляет нас. Он, кажется, уже стал ненавидеть молитву… А! Такой противник, как она, это ужасное существо, которое вползает в наше существование как зловещая змея! Если бы я могла, я бы раздавила её своими ногами, но сегодня у меня есть религиозная вера, которая предохраняет меня от насилия…
Но тем не менее, по мере того, как Анезия вела свой внутренний монолог в понятиях мести, образ, излучаемый издалека, стал приближаться к ней с большей интенсивностью, словно обретал тело в атмосфере дома, чтобы делать женщину ещё более несчастной.