В пятницу врач, качая головой, обколол покрасневшее плечо лекарством, оно онемело, и стало гораздо легче.
— Если и это не поможет, то придется делать полное сканирование организма, — брюзгливо сказал он.
Даниэль кивнул. С его точки зрения это сканирование нужно было сделать давно — армейская страховка позволяла и более серьезные обследования, но медики слыли прижимистыми ребятами. Наверное, получали процент от экономии средств, другого объяснения Даниэль найти не мог.
На мостике царило нездоровое веселье. Адмирала еще не было — он никогда не являлся так рано, и, пользуясь моментом, четверо лейтенантов перемывали ему кости. В тишине, нарушаемой лишь слабым гулом вентиляции, Даниэль против воли слышал все.
— Говорят, Ланге вернулся.
— Кто бы сомневался, у него дядя в Совете Империи заседает. Заступился за племянничка. А нашему еще холку намылят…
— Намылишь ему, та еще сволочь!
— Да уж, я бы понаблюдал, кто кого сожрет. Я бы поставил на Гайра.
— Ставки?
— Смысла нет, наверху не позволят избавиться от обер-квартирмейстера, даже если он налажал. Вот если бы он лажал и дальше, но не дурак же он? Должен тихо сидеть.
Даниэль мог бы поспорить: дурак — не дурак, но задетое самолюбие могло сыграть с Ланге дурную шутку и толкнуть на самые невероятные поступки в желании уничтожить или низвести до самого низкого уровня предмет ненависти. В том, что этот предмет именно адмирал, а не кто-то из комиссии, сомневаться не стоило. Сослуживцы тоже склонялись к такому раскладу. За спиной продолжали обсуждать сложившуюся ситуацию, еще сильнее понизив голоса, перейдя практически на шепот. Даниэль переключился на заполнение журнала и перестал прислушиваться к разговору. Делать ставки все равно не позовут, хотя он бы поставил на адмирала — против него и дядя в Совете казался слишком слабым противником.
Плечо начало зудеть с новой силой. Даниэль едва сдержал разочарованный стон — ненадолго же хватило хваленого лекарства! Сзади, как назло, послышался шум, и хор голосов поприветствовал адмирала. Даниэль встал, отдал честь и, повинуясь взмаху руки, снова сел и попытался вернуться к прерванному занятию. В ушах шумела кровь, ладони взмокли, а кожа чесалась, как будто от укусов сотни москитов. Малейшее движение вызывало новый приступ зуда. Даниэль скрипел зубами и мечтал о той минуте, когда пытка закончится, адмирал уберется по своим делам и можно будет совершенно по-свински почесаться. На сослуживцев ему было плевать, а выставлять себя в еще более невыгодном свете перед высшим чином не хотелось. Плечо наливалось огнем. Даниэлю казалось, что еще чуть-чуть — и его китель загорится от жара, который распространялся все ниже, захватывая уже и лопатку. «Наверное, нужно идти в медотсек, — вяло думал Даниэль, — это ненормально». Но мысль о том, что его могут просто-напросто признать негодным к военной службе, не давала покоя — армейские врачи не горели желанием лечить простые болячки…
Он положил ладонь на плечо. Надавил сильнее, стало немного легче — рука через ткань кителя казалась прохладной. Сбоку раздалось покашливание. Даниэль скосил глаза — на него осуждающе смотрел лейтенант Маккормик. Пришлось поспешно отдергивать руку, чтобы не выглядеть слишком вольно.
— Прошу прощения, — пробормотал он, решив добежать до туалета, там можно было уединиться на пару минут и вздохнуть свободнее.
После мягкого освещения рубки в коридоре показалось нестерпимо ярко, глаза заслезились как от лихорадки, и Даниэль вытер их тыльной стороной ладони, совершенно позабыв и про носовой платок, и про салфетки, которые обычно лежали в уборной. Он закрыл за собой дверь. В тесном закутке едва заметно пахло освежителем — дозатор работал, исправно насыщая воздух хвойным ароматом. Даниэль глубоко вдохнул, потом еще раз. Достал из диспенсера влажную салфетку, протер шею и лицо — легче не становилось; тогда он непослушными пальцами расстегнул китель, обнажая раздраженную и нестерпимо зудящую кожу. Едва заметный утром след от давнишнего засоса сейчас налился нездоровой краснотой и припух — лекарство не пошло на пользу. Даниэль взял сразу несколько салфеток и, сделав подобие компресса, положил на плечо, придерживая рукой. Пропитанные антисептиком, они принесли минутное облегчение, скорее мнимое, чем реальное.
Он прикрыл глаза и прислонился лбом к прохладному зеркалу, остро жалея, что здесь не было обычной воды, она могла бы помочь. Сзади едва слышно щелкнул дверной замок. Даниэль вздрогнул, выпрямился и открыл глаза. Оборачиваться не было нужды — в отражении на него смотрели непроницаемо черные глаза адмирала. Даниэль попытался привести себя в порядок, застегнуть китель, но был пойман за запястье. Молчаливая борьба за право выглядеть пристойно, возможно, при других обстоятельствах рассмешила бы Даниэля, но лицо адмирала, которое он все так же видел в зеркале, к шуткам не располагало. И пугало. Его случайные прикосновения вызывали нервную дрожь, Даниэль чувствовал противную слабость в коленках, и если бы адмирал захотел, то одержал бы победу гораздо быстрее. Где-то в глубине сознания Даниэль понимал, что это игра, но нечто, похожее на панику, мешало думать, он чуть замешкался, и адмирал сдернул ткань с многострадального плеча… Увиденное его потрясло, Даниэль успел заметить дрогнувшие губы, прежде чем плотно зажмуриться. Под сомкнутыми веками плясали белые сполохи, он ждал, когда же щелчок закрывающейся двери даст знать, что его, наконец, оставили в покое: горевать о своей нелепой и такой короткой карьере лучше в одиночестве, — а потом идти собирать вещи. Даниэль оказался совсем не готов к прохладной ладони на своей разгоряченной коже и мягким, почти нежным прикосновениям. Он шарахнулся в сторону, налетел на стену и тут же был перехвачен поперек груди:
— Тише, тише, прости…
Даниэль почувствовал на своей коже прохладные влажные губы. Острое, как клинок кинжала, удовольствие пронзило его насквозь, он задохнулся в немом крике и распахнул невидящие глаза. Ощущения были слишком сильными, слишком близкими по интенсивности к оргазму, чтобы в голове родилась хотя бы одна здравая мысль. Он шарил руками по слегка шершавой ткани чужого мундира, натыкался пальцами на колючее шитье, вряд ли понимая, что делает, и подставлялся под поцелуи, наслаждаясь новым для себя опытом.
Когда властные губы добрались до его рта, Даниэль вцепился в чужие плечи в попытке то ли притянуть поближе, то ли оттолкнуть, то ли просто удержаться на ногах…
Он позорно кончил в штаны от простого поцелуя, замерев и безвольно опустив руки — в голове было пусто до звона.
— Пойдем отсюда, — сказал адмирал и как само собой разумеющееся стал приводить одежду Даниэля в порядок.
В зеркале отражалась эта невероятная картина, и Даниэль потряс головой, пытаясь прогнать наваждение. Попытался сам застегнуть китель, но наткнулся на другие, более ловкие пальцы, получил невесомый поцелуй в ладонь и растерялся окончательно. На языке крутилась уйма вопросов, но ни один так и не слетел с плотно сомкнутых губ — Даниэль боялся, что ответы ему не понравятся, если, конечно — может быть — до этих ответов снизойдут.