Наконец добрались: большое здание турбазы, весь фасад залеплен белым снегом, а внутри — комфорт, тепло, столовая… Обслуга играет Камиллу на руку: долго не несут заказанный грог.
Но вот и грог допили, и кофе и вынесли лыжи на улицу.
За углом на них набросился ледяной ветер, он переметает сугробы сыпучего снега по тренировочной лужайке перед домом, жутко скрежещет, играя какой-то оторванной железкой. Из долины поднимаются низкие тучи, густой мрак наваливается на все тяжелым одеялом, в лесу будет уже совсем темно. Камилл глянул на небо, поколебался, потом молча отстегнул крепления.
— Милая Руженка, не обижайся, но, учитывая твое лыжное мастерство, я в таких условиях не рискну пуститься в обратный путь.
— Что же тогда нам делать?
— Узнаю, не поедет ли вниз какая-нибудь санная упряжка.
— Вот как! В армии тебя, однако, сделали решительным…
Вернулись в столовую, за свой прежний столик на двоих. Камилл молча вышел. Когда он снова появился, лоб его пересекла притворная морщинка.
— Лошадей не будет ни за какие деньги: кучер уехал на соседнюю турбазу. А простые санки… О них и речи быть не может: завязнут в таком снегу. И все места в гостинице заняты. Сказали — бывает, что кто-нибудь из «запланированных» туристов не приезжает, а сегодня как назло явились все. Свободен единственный трехместный номер.
У Руженки, кажется, екнуло сердечко.
— И что же ты сделал?
— Взял этот номер.
Она нерешительно посмотрела ему в глаза.
— Ладно, что нам остается… Ты ведь при всех обстоятельствах рыцарь…
— Положись на меня.
— А не выпить ли нам по случаю столь неожиданного поворота судьбы? — предложила Руженка с несколько загадочной улыбкой.
Камилл заказал две рюмки коньяку.
— Ну, а чтоб наши душеньки были спокойны, теперь придется поработать мне. — Руженка встала. — Так что же я повредила: щиколотку или колено?
— Будем честны: скажи просто — припозднились, как оно и есть.
Руженка вернулась от телефона в оптимистическом настроении:
— Все оказалось проще, чем я думала. Руководителя курсов не было, ему передадут, что мы вернемся завтра утром. Так, Камилл, вот мы и сожгли мосты за собой.
Двое потерпевших крушение на необитаемом острове, предоставленные самим себе. Слышишь, как великолепно завывает вьюга?
Ужин двух беглецов… Слегка волнующая — и слегка злорадная — мысль:
— Интересно, что там сейчас говорят о нашем отсутствии? По-моему, вовсе неплохо, что мы хоть на один вечер избавились от них: одни и те же шутки за ужином, одни и те же тренировочные костюмы, одни и те же лица. Некоторые до смерти перепуганы — как-то осилят предстоящие экзамены… Вечная болтовня библиотекарш, старающихся произвести впечатление на соседей по столу… — тут Руженка кокетливо глянула на Камилла.
От одного из столов к ним подбежал маленький мальчик, по-детски беззастенчиво уставился на них.
— У него глазки, как у своего Якоубека. — Руженка погладила малыша по головке, он убежал. — Четыре с половиной годика — вполне можно ставить на лыжи… Представляешь, как ему понравилось бы здесь? Слушай, Камилл, а что, если тетя Руженка подарит ему маленькие лыжики? Ты, конечно, ему не скажешь, что это — от тети Руженки…
— Да зачем это тебе?
— Зачем? Затем, что я люблю детей.
— Только в горы ему со мной не ездить: свиданье с ним разрешают раз в две недели по воскресеньям. — Говоря так, он внимательно присматривался к ней: нет ли в ее словах какого-нибудь подтекста?
После ужина из противоположного угла столовой раздались звуки гармоники; кто-то другой из отдыхающих взялся за гитару, импровизированный оркестр заиграл танцевальную мелодию. После некоторого замешательства пары закружились, заполнили свободный пятачок между столиками. На вечеринках в гимназии Камилл танцевал неохотно, по обязанности; но в глазах Руженки светится надежда, что сегодня он будет ее рыцарем во всем… Он пригласил ее на фокстрот.