— Как идет жизнь в Рокицанах?
— Там не живут, там спят. Я теперь вообще не понимаю, как могла столько лет прозябать там, на почте.
— И сколько же?
— Целых два года, представьте!
В некоторой привлекательности ей не откажешь. Но я ведь собрался сдавать в библиотеку полцентнера книжек! А поймал себя на том, что двинулся рядом с девушкой в противоположном направлении, по дороге незаметно ее рассматривая. Муза в районном масштабе, Мэрилин Монро „Мценского уезда“. Ходила перед нашим винным погребком, как лиса вокруг курятника… И вдруг Камилл понял, что встреча начинает его забавлять.
— Всего месяц в Праге — значит, вы наверняка не успели узнать все, что можно увидеть. Что бы вам показать: Вртбовский сад, часовню святого Вацлава, галерею в Манеже?..
— Гигантское колесо.
Они пошли по Карлову мосту. Персонаж для повести: молодая девушка, на первый взгляд легкомысленная, на самом деле оказывается человеком глубоким, содержательным… Проверим: значит, ты нашла службу в Праге, чтобы быть поближе к культуре?..
Он начал рассказывать ей о святой Луитгарде и о скульптурах Брауна во дворце Клам-Галласа и в Куксе. И почти сразу прямо-таки физически ощутил, что она заставляет себя изображать заинтересованность.
Ладно: спустимся-ка прямиком в подвал…
— Вам это платье очень к лицу. Синее и желтое — очень изощренный вкус.
— Я сама его сшила! — с радостью похвалилась девушка. — То есть… шить — это мое хобби. — Она поторопилась рассеять подозрение, будто и остальной ее гардероб — не из модного салона.
Отчего это судьба все время подсовывает ему портних? Правда, у Мины — врожденная элегантность и шарм, каждым жестом, одной только походкой она невольно распространяет вокруг себя флюиды „роковой“ женщины, одень ее хоть в мешок из-под картошки. Но Мина — уже осень, в перспективе у нее — только холодная, хмурая зима, а Павла Хованцова — сама весна в разгаре. И если я сказал, что ей идет несколько вызывающее платье, то это был ее просто комплимент.
И Камилл сознался себе в том, что уже не ищет в этой девушке черт литературного персонажа, что его интересует она сама. Хорошо сложенная, красивая девчонка — когда он придерживал ее за локоть перед автомобилем, слегка — но явно намеренно — прижала на миг его к себе И вокруг их магазина она вертелась в каком странном нетерпении, разумеется, не для того, чтобы якобы разыскать подругу. Что же случилось: королева умерла, да здравствует королева? Подошли к кинотеатру.
— Рита Хейуорт, говорят, хороша, — сказал Камилл; тут ему в голову пришел провокационный вопрос, словно он хотел предоставить судьбе еще одну возможность, — В котором часу у вас свидание с Гонзой? — неожиданно выпалил он.
Она слегка поколебалась.
— В шесть, — ответила, к его удивлению, без уверток. Камилл глянул на часы. Без трех минут шесть. Он не в силах заставить себя испытывать угрызения совести перед Гонзой: эта девица все равно от него сбежит, ей хочется лучшего. Он взволновался: любой ценой улучшить свое положение — да это же и есть типическая черта характера литературного образа! Хотя такой персонаж он не задумывал, но вдруг потом он впишется в повесть?..
— Купить билеты?
Долго, очень долго смотрела она ему в глаза — словно понимая, что в эти мгновения решается ее судьба.
— Купите, — прошептала она.
— Жребий брошен — произнес он, но по выражению ее лица увидел, что она не поняла.
Встреча через пять лет
Крчма поймал себя на том, что никак не может избавиться от того нервозного состояния, в каком сегодня вечером отправился в „Асторию“, — он был в таком возбуждении, словно его ожидало свидание с тайной любовью (ведь тайной может быть и отцовская любовь). Наконец-то он снова увидит вместе свою Сердечную семерку, и впервые после выпуска — весь класс вообще,
В задумчивости разглядывал он знакомые лица — кое-кто из его бывших воспитанников не снял еще защитную солдатскую форму. Тринадцать лет назад я принял на себя ответственность за этих ребят как учитель, а десять лет спустя за семерых из них — втайне еще и как отец. Да нужно ли им вообще, чтоб я вмешивался в их жизнь, поджидал на распутьях — которые будут у ребят, возможно, десятки раз — и незаметно подталкивал на правильный путь? Уже теперь они как бы вытеснили меня из своей среды — правда, на почетное место, но я и на этом месте чувствую себя отрезанным. Вот так же неуютно чувствовал я себя на кафедре. Не мог высидеть на ней и десяти минут (и за урок ноги у меня уставали, как у почтальона). С кафедры, вероятно, можно преподавать математику, но не гуманитарные науки — спокойствие им не к лицу.