Захарина ушла. В комнате воцарилась тишина. Полковнику и раньше приходилось слышать, как шпионы «спускались на парашютах». Все это выглядело наивно и неправдоподобно. И все же возможность умышленного взрыва цеха он исключить не мог. Если взрыв произошел из-за технических неполадок в цехе, то ему, полковнику МГБ, здесь делать нечего. Дальнейшее расследование будет вести прокуратура. Но пока у полковника не было материалов, дающих основание для таких выводов.
Головин и Романкин в гостиницу шли пешком. В одноэтажных домиках, обсаженных деревцами и обнесенных заборчиками, зажигались огни. Полковник всей грудью вдыхал бодрящий морозный воздух, подставляя лицо свежему ветерку.
Когда майор сказал, что имеются серьезные документы, свидетельствующие о грубых нарушениях техники безопасности в цехе, полковник заметил:
— Мы с вами чекисты, и не техника безопасности главный предмет наших забот.
— Само собой разумеется, товарищ полковник, но в документах цеха мы нашли такие перлы, что следует удивляться, почему этот цех не взорвался раньше!
— Подобного я сегодня наслушался вволю. Если нет ничего другого, давайте перенесем разговор на завтра.
В гостинице к ним пришел представиться новый член экспертной комиссии.
— Сиверский. Кандидат технических наук, член экспертной комиссии, — назвался он.
— Кандидат наук, профессор, целое отделение института! Наверно, прокурор уже думает об окончании уголовного дела, а вы собираетесь быть здесь месяц?
— Э, полковник, в месяц хорошо бы управиться!
— А вы разве не знакомы с материалами следствия? Все складывается так, что причиной взрыва явились нарушения правил техники безопасности.
— Нужна проверка. Очень твердый орешек выпал на нашу долю…
Ночью полковник долго не мог уснуть, продумывая сведения, полученные за день работы. Наиболее ярко вырисовывалось грубое нарушение правил техники безопасности. Прокурор и Романкин видят в этом причину взрыва и готовы привлечь к уголовной ответственности руководителей завода. Но возражения профессора и такие смелые заявления Сиверского заставили его призадуматься. Стремясь всесторонне и объективно разобраться во всех обстоятельствах происшедшего взрыва, он решил еще раз заслушать результаты работы майора Романкина и поговорить с директором завода Карповым.
Разложив собранные документы на маленьком столике в комнате оперативной группы, Романкин стал докладывать:
— В цехе, где находится взрывчатка, электрическое оборудование было в аварийном состоянии. Электромоторы перегревались. Подшипники раскалялись до такого состояния, что работницы обжигали руки. Были случаи искрения проводов. В шнековых аппаратах были частые поломки и механические удары в массе аммонита. Целая кипа уличающих документов. Вот прочитайте, что писал пожарный в канун взрыва, хотя бы этот абзац!
Полковник взял у Романкина листок. Прочитал вслух:
— «Если эти нарушения не будут устранены, в цехе обязательно произойдет взрыв».
— Ничего не скажешь. Документ серьезный. Что же вы предлагаете?
— Считаю необходимым арестовать директора, главного энергетика и главного механика завода. Виновен и начальник цеха, но он погиб! Прокурор того же мнения и сегодня же готов дать санкцию.
— А не рано?
— Почему же рано! Все абсолютно ясно, доказательства вины собраны.
— Когда слишком легко даются эти самые «доказательства вины», не исключены промахи. — Полковник в волнении зашагал по кабинету. — Мы не должны допускать, чтобы потом другие исправляли наши ошибки и упрекали нас в неумении работать.
— Но ведь наши выводы не выдумка, это документальные и неопровержимые улики.
— Не будем спешить с выводами. Глубже изучайте эти ваши улики, а я побеседую с директором завода.
Полковник ушел.
В самые тяжелые дни во время войны Карпову не было так трудно, как сейчас. Он испытывал угрызения совести перед родными погибших, перед коллективом рабочих. Укорял себя за то, что в тот вечер ушел из цеха. Лучше бы сам там остался. Инженер Карпов после освобождения Донбасса по приказу Верховного главнокомандующего в числе других специалистов угольной промышленности был демобилизован и направлен на восстановление «всесоюзной кочегарки». Он стал главным инженером и директором тогда еще не существовавшего завода, и за каких-нибудь два-три года завод развернулся и окреп.
Главный механик Федоров до сих пор ходил в армейской шинели, только без погон, в шапке-ушанке со звездочкой. Из армии Федоров вернулся несколько позже Карпова и тоже получил назначение на завод. Карпов уже слышал, как люди обвиняли главного механика Федорова. Случилось, что Федоров, остановив работу цеха, вызвал слесарей, организовал ремонт оборудования, а сам пошел домой. Многие истолковали это как проявление трусости: дескать, видел опасность и ушел из цеха, а людей оставил.
Подобные разговоры директор принимал и на свой счет. Особенно угнетало его то, что сам он никак не мог найти причину взрыва. Он и до случившегося несчастья знал: оборудование имело серьезные конструктивные недостатки. Но остановить цех для наладки не было возможности. Освобожденный от оккупантов Донбасс поднимался из руин, каждый день входили в строй все новые и новые шахты. Для проходки штреков, отпалки угля в лавах требовался аммонит, и завод получал повышенные планы производства взрывчатки. Уже в который раз допрашивает его прокурор, беседует с ним профессор, идут непрерывные запросы из главка и обкома партии — все требуют объяснений, а он ничего вразумительного не может сказать о причинах несчастья.
Приехав домой обедать, он сел за стол, да так и просидел, уставившись в одну точку. В таком состоянии и застал его полковник.
— У вас, вижу, уже опустились руки! — сказал полковник, когда увидел стул, на котором стоял приготовленный чемоданчик.
— А что же мне делать? Прокурор сказал, что арестует!
— Вы считаете себя виновным во взрыве?
— Не считаю. Но факты… С техникой безопасности меня подвели. Но едва ли нарушения, которые мне ставит в вину прокурор, явились причиной взрыва. С этим нужно еще разобраться.
— А как бы поступили вы на месте прокурора? Цеха нет, люди погибли. Допустим, что вы следователь, как бы вы поступили?
— Не знаю… Вина моя, безусловно, есть. В цехе действительно порядка было мало…
Полковник задумался: «Вот и сам директор почти согласен с предъявленным ему обвинением. Может быть, правы Романкин и прокурор, предлагая арестовать директора?»
Простившись с директором, Головин пошел в технико-экспертную комиссию посоветоваться со специалистами. Оказалось, что и профессор и Сиверский считали вину директора недоказанной.
— Но, профессор, разве вы не знаете о вскрытых следствием возмутительных фактах нарушения правил противопожарного режима в цехе?
— Знаю.
— Значит, техника безопасности или отсутствие ее и явились причиной взрыва!
— Что же конкретно?
— Грубые нарушения в электрохозяйстве цеха… Поломка оборудования… Искрение, трение, удары — и все это в массе взрывчатки! Да там целый букет безобразий!
— Вообще-то нехорошо, конечно. В цехе должен быть порядок. Но скажите, полковник, — вмешался в разговор Сиверский, — откуда вы взяли, что эти нарушения были причиной взрыва? Аммонит — вещество инертное. Оно не обязательно должно взорваться от тех нарушений, которые вы перечислили. Я не верю, что именно это явилось причиной взрыва.
— Вы серьезно? — насторожился полковник.
— Это пока только наше предположение.
— Предположение… К сожалению, только предположение! — вздохнул полковник Головин.
— Наше предположение основано на знании свойств взрывчатки. Чтобы убедить вас и проверить наше предположение, завтра утром проделаем эксперимент. Уверяю вас, искать причины взрыва намного полезней, чем выжимать признание вины из перепуганного директора!
Возвращаясь к себе, полковник думал: «В рассуждениях экспертов есть логика, но они основаны пока на предположении…» В кабинете его ждали прокурор, Романкин и следователь.