— Что там за поздняя гостья?..
Она стояла у забора. В тусклом свете фонаря ее лицо казалось бледным, встревоженным. Одета просто: в сером пиджаке, в косынке, бантиком завязанной у подбородка. Туфли на грубой черной коже, с каблуками.
«Она чем-то опечалена», — подумал Петр.
Он поздоровался с ней:
— Я Грачев, командир Крылова. А вы и есть Таня?
Она подала ему руку, тихо сказала:
— Да, я… — Таня достала из кармана пиджака платок, приложила его к глазам.
«Плачет, что ли?» — подумал Петр, но гостья, видно, сумела сдержать свое волнение, потому что мягко улыбнулась.
— Вы уж, товарищ лейтенант, не смейтесь… Вся я в рыбьей чешуе. Прямо с работы пришла…
Нет, нет, пожалуйста, не волнуйтесь, — спохватился Петр.
Он молчал. Ему хотелось серьезно поговорить с ней о Крылове. Но станет ли она отвечать на его вопросы? Впрочем, пусть не отвечает, это ее дело. Осторожно, чтобы не обидеть, Петр спросил, какие у них взаимоотношения.
— Самые хорошие, — сказала Таня. — Игорь настоящий парень, и душа у него чистая. Полюбился мне Игорь…
У Грачева вырвалось:
— А муж? И ребенок тоже… Крылов-то совсем юноша…
Она залилась краской.
— Не бойся, лейтенант, сама на шею не повешусь… — Голос у нее дрогнул. — Жизнь моя перекосилась… Вся в заплатах… Не дай бог вам такое пережить. Кирилл, мой муж, пьяница. И меня и ребенка избивает. Кто с таким жить станет? Горем захлебнулась я… Так вы позовете Игоря? У нас с ним все по-честному.
Грачев пожал плечами: мол, на корабле уже давно все спят. Да и зачем он понадобился ей в такой поздний час? Она усмехнулась:
— Не целоваться. Дело есть…
«Грубовато», — подумал Петр.
— Я передам ему, что вы приходили, — сказал он.
Она молча повернулась и пошла.
Петр опешил. Как быть? Ему казалось, что Таня затаила обиду, и от этого нестерпимо заныло сердце. И тут он подумал о том, что сказал ей вовсе не то, что хотел. И стыдно стало от тех самых слов, которые, видимо, не пришлись ей по душе: «А муж? И ребенок… Крылов-то совсем юноша…» Ей надо было сказать не это, сказать другое, чтобы в ее глазах исчез туман. Чтобы не был зыбким ее голос. Ей-то виднее, как быть с семьей, и не надо давать советы. «Сам-то недавно женился, никакого житейского опыта», — огорченна вздыхал Петр.
Таня уходила по освещенному причалу все дальше и дальше. И вот уже ее поглотила темнота.
«Видно, она серьезная», — подумал Петр.
Удрученный, он вошел в каюту. Коваленко лежал на койке и что-то читал. Он сразу заметил, что сосед не в духе:
— Опять ты серого цвета?..
На прошлой неделе доктор пригласил Грачева к себе в гости. Они сидели за круглым столом и откровенно беседовали о житейских делах. Маша, жена Коваленко, невысокая полная женщина, накрывала на стол. Она поставила перед Петром вазу с вареньем: «Угощайтесь, будьте как дома!» Потом Петр и Коваленко вышли во двор, закурили. Доктор не без гордости рассказывал ему о жене, о восьмилетием сыне.
— Завидую тебе, Миша. Счастливый ты человек…
— Я знаю, о чем ты подумал, — сказал Коваленко. — Да, Маша для меня все! Ты знаешь, где родился мой Витька? В море, на корабле! Так же, как и ты. Только бомбы рядом не рвались. Знаешь, приехал на Север, меня послали в самую отдаленную бухту. Ни кола ни двора, а только землянки. Написал Маше в Ростов: мол, поживи у своих, пока мне дадут жилье, приедешь позже. Она мне на другой день телеграмму — встречай. В Синеморске села на пароход. В шторм попали. Вся извелась Маша. А ночью родила…
— Кто тебя ущипнул, а? — снова спросил доктор.
Петр сказал:
— Таня сейчас приходила, ну, эта. С которой Крылов… Пришла позвать матроса.
— Ты не разбудил? — Коваленко смотрел на него в упор.
— Понимаешь, ему ночью на вахту…
— А я бы разбудил.
Петр промолчал. Кажется, доктор прав.
Корабль, готовясь к плаванию, ожил еще на рассвете. Одевшись, Грачев поднялся на палубу. Море, зыбкое и холодное, не предвещало ничего хорошего.
«Только бы не штормило», — подумал Петр, заходя в радиорубку.
Старшина Русяев доложил ему, что вахта на коротких, волнах открыта. У приемника сидел Симаков. Видно, не выспался, потому что зевал, а глаза припухлые, и было непонятно, слушает он эфир или думает что-то свое, не относящееся к вахте. Грачев только и спросил, заходил ли сюда Зубравин. Нет? Странно, почему до сих пор он не вернулся с берега? Петр тревожился. Что скажет Серебряков? То Крылов опоздал с берега, а теперь вот мичман. Надо доложить…
На шкафуте у торпедных аппаратов суетились моряки. Старший лейтенант Кесарев подмигнул Петру: