Зазвонил телефон.
— Да, я. Ах, это вы, Андрей! Что? Билет на концерт Гилельса достали? Но я не могу. У меня Петя уезжает. Нет, нет. Конечно, жаль упускать такую возможность. Нет, нет, не уговаривайте меня. Я не пойду. Слушайте, Кравцов, я же вам сказала. Надеюсь, Гилельс дает не последний концерт. Ну, до свиданья!
Лена повесила трубку и вздохнула. Петр понял настроение жены. Он предложил ей сходить в консерваторию. В конце концов поезд отходит в двадцать три пятнадцать, и вполне можно успеть на вокзал.
— А ведь верно, я успею! — обрадовалась Лена. На ходу причесываясь, она подошла к Петру и заглянула ему в глаза так, как умела только она.
— Лейтенант, лейтенант, улыбнитесь! Я скоро…
В коридоре щелкнул замок — вошла Ксения Васильевна. Будто не замечая зятя, она молча разделась, поправила прическу, украшенную на затылке узорчатым гребешком. В свои сорок семь лет Ксения Васильевна выглядела еще вполне молодой, хотя жизнь у нее сложилась нелегко. В годы войны муж работал инженером на военном заводе и погиб во время бомбежки. Лене тогда исполнился всего лишь годик. Ксения Васильевна была в отчаянии. Друзья мужа устроили ее на завод лаборанткой. Заработок был небольшой, но для дочери она ничего не жалела. И вполне естественно, что матери, когда Лена выросла, хотелось получше устроить дочь, а главное — выдать замуж за хорошего человека.
…До отправления поезда осталось две минуты.
Лена прижалась к Петру. Ей вдруг стало жаль его и себя жаль, и она невольно подумала о том, как глупо устроена жизнь: муж уезжает, и она не в силах удержать его. Она уже несколько раз ловила себя на жалости к мужу и теперь боялась, что не сдержит своих чувств, заплачет. Ему тоже, видно, нелегко в эту минуту, поэтому он смотрит не на нее, а куда-то поверх ее головы. Его волнение выдают глаза — грустные, затуманенные, словно глядят сквозь марлю.
Лена взяла Петра за руку:
— Не грусти, слышишь? Скоро снова будем вместе.
Он гладил ее теплую ладонь.
— Пиши, Ленка, часто, — тихо, почти жалобно попросил Петр.
— Береги себя… — Голос у Лены дрогнул. Но она заставила себя улыбнуться.
Поезд медленно тронулся, словно не хотел бежать в стылое Заполярье. Петр протянул жене руку, торопливо поцеловал и опять попросил, теперь уже громко:
— Пиши! Много пиши! И длинно-длинно!..
Она обещающе кивнула, а он на ходу прыгнул в вагон и стоял в тамбуре, до половины высунувшись наружу.
Поезд удалялся.
Мичман Зубравин на палубе ожидал командира. (Он стоял на причале с каким-то офицером.) Позднее солнце спряталось за грядами скал, окрашивая их остроребрые спины в бронзовый цвет. Подул свежий ветер. Вода в бухте покрылась курчавыми барашками. «К утру, видать, море взбунтуется», — подумал Зубравин. Он старался думать о служебных делах, а мысли упрямо уносили его домой.
Как-то там Ольга? Когда он собирался в море, ей стало плохо. Она лежала на кровати и тихо стонала. Степан вызвал скорую помощь. Присел рядом. Ласково погладил побледневшее лицо жены.
— Умаялась со стиркой, и вот опять сердце… Может, мне, Степа, в больницу лечь? Все равно уходишь в море, а я тут одна. Отпросись у Серебрякова, может, оставит на берегу?
— Послушаем, что врач скажет.
Врач, коренастая женщина с добрым лицом, осмотрела Ольгу.
— Переутомились. Отдохните с часок — и на свежий воздух. Сердце у вас не в норме, беречься надо…
Зубравин вздохнул: скорее бы домой! Ольга, небось, ждет — сегодня ровно пять лет со дня свадьбы. А ведь он чуть не потерял Ольгу.
…Маленькая упрямая березка противится ветру, вспоминает мичман, а он пригибает ее к земле, свистит. Ольга, разбрасывая валенками снег, подходит к березке:
— Помнишь, Степан, как ты сравнивал меня с березкой?
Степан ставит на снег чемодан, сердито хмурится:
— Я жду ответа. Пойми, это серьезно. — Он положил руку на ее плечо, заглянул в глаза. — Приеду домой, устроюсь на работу — и сразу вызову.
— Так и вызовешь…
— Приеду за тобой! Ты только скажи, любишь?
Люблю… — грустно говорит она и добавляет: — Север люблю.
Степан смеется:
— Подумаешь, романтика! У нас на Днепре березки не хуже.
— Моя березка здесь. Сердце мое в ней, душа.
Ольга вскидывает свои голубые глаза и горячо шепчет:
— Год дружим, а так ничего и не понял.
— Оля!
— Помолчи, Степан.
Над ними с криком пролетела чайка.