— Отсюда все видно? — спросил его с веснушчатым носом солдат.
Клочко развел руками:
— Я же говорю. Иногда краб всплывет на поверхность, глянет одним глазом — корабль идет, и мигом на дно. У них норы в грунте. А окуни— так те стаями идут за эсминцем.
— Зачем? — удивился солдат.
— Просят поесть. Хлеб бросаем.
Потом разговор зашел о службе.
— Вы один обслуживаете мостик? — поинтересовались гости.
— Есть еще хлопцы. Салажата, так сказать. — Клочко важно одернул полу шинели: — Старшина еще расписан. Эх, и старшина!
Игнат весело подмигнул, подошел к солдату поближе, подложил под его ремень два пальца и повернул бляху.
— Мать родная, ай-ай, какая тусклая, небось застеснялась? За непочтение к бляхе мне однажды от старшины крепко влетело, у боцмана все тросы да кнехты подраил, — Клочко засмеялся, вспомнив свой грешок. — А вообще-то наш старшина о-очень добрый!
Солдат подумал: «Добрый… наряды дает. Да я бы к нему в подчиненные — ни за что. Похудеешь враз!»
— А теперь, — все так же бойко продолжал Игнат Клочко, — расскажу вам о сигнальной вахте, как мы тут в штормах мины да всякие прочие штуковины обнаруживаем, как флажками сигналим… — И вдруг осекся: по шкафуту шел старшина. Когда Некрасов поднялся на мостик, Клочко воскликнул:
— А вот и наш командир!
Глянул белобрысый солдат и часто-часто заморгал ресницами, словно стрекоза крыльями. Секунду-две он стоял в нерешительности, потом вдруг бросился к старшине:
— Саша!
— Гордей! — Некрасов крепко обнял родного брата. — А я-то растерялся, думаю, ты или не ты. И письма не написал? Значит, солдатом стал? Ну-ну, отлично. Дай-ка хорошенько на тебя погляжу!
Солдаты с улыбкой наблюдали за этой сценой.
Старшина отозвал брата в сторону.
— Как там Дуся?
— Тоскует…
— По ее письму понял это…
Некрасов вспомнил о подарке. Что она хотела передать ему?
— Платочек вышила, — сказал Гордей. — Не взял я. Девчата на проводы пришли, постеснялся.
К вечеру солдаты уехали. Простившись с братом, Некрасов собрался на сигнальный мостик. Завтра — учение, и надо лично все проверить. Грачев давно предупредил. При воспоминании о лейтенанте у старшины недобро хмурились брови. «Ревность свойственна эгоистам…» «Ты слышишь, Дуся, я эгоист, не развитый нравственно. Нет, сударь Грачев, хоть ты и шибко грамотный, а я все-таки люблю Дусю. Люблю!»
Некрасов поднялся на мостик. Погода портилась. Вахтенный сигнальщик зачехлил прожектор.
— Клочко! — окликнул Некрасов.
— Чего тебе? Соскучился? — отозвался Игнат.
— Это что еще за разговоры? — повысил голос старшина.
Матрос растерялся, он думал, что его звал новичок.
— Флаги положите в ячейки — дождь будет.
— Есть!
По морю катились тяжелые серые волны. Шум прибоя висел над бухтой. Звон склянок, отбиваемых на кораблях, робко таял в нем. Потирая озябшие руки, Клочко тихо запел: «Растаял в далеком тумане Рыбачий, родимая наша земля…»
— Ты что, на концерте? — одернул его Некрасов.
Клочко пробурчал:
— Бунтует море. Горластое, унялось бы. И как только хлопцы остаются на сверхсрочную? Вот чудаки.
— Сам чудак, — нахмурился старшина. — Я вот отслужил свое, бескозырку и бушлат на память… А потом вызывает меня командир и говорит: нужда есть в старшинах. Оставайся, мол, Некрасов, на корабле. И флоту ты нужен — людей учить! Остался на флоте… Скажи, ты слыхал легенду о голубом камне? Нет. Тот, кто хоть раз видел его, уже никогда не уйдет от моря. Сила в том камне необыкновенная… Попроси замполита, он расскажет. Да, а ты не забыл, что завтра к шефам идем, стихи написал?
Клочко тихо продекламировал:
— Шторма добавь, волны студеной — и порядок. Сменишься с вахты, в ленинской каюте обсудим. Понял?
На вахте как-то удивительно медленно текло время. Рейд, казалось, погрузился в глубокий сон. Ночь плотно окутала корабли. На небе алмазами поблескивают звезды. Клочко замечтался… Там, под Киевом, на кручах Днепра, стоит беленький домик. Мать и сестренка Маринка давно ждут его. И рад Игнат приехать в село в славной матросской форме, показаться односельчанам, да время отпуска не подошло. Скорее бы домой, на побывку. Мама напечет ему сладких пирогов. Игнат сходит в бригаду, сядет за трактор. В клубе, где часто выступает колхозная самодеятельность, он споет землякам песню о морях штормовых, о матросах, которые грустят по девичьим сердцам, споет о том, как в темные полярные ночи моряки несут вахту и ни на минуту не забывают о родных и близких. Съездит Игнат и в соседнее село, где под пятью кленами у Днепра — братская могила. Его отец — разведчик Федор Артемович Клочко первым форсировал Днепр. Фашистская пуля на берегу сразила разведчика… Игнат положит на могилу отца живые цветы, те, что когда-то тот сам сажал в саду.