«Батя, батя, если бы…» — Клочко вдруг увидел частые белые огоньки на мачте крейсера. Он успел принять лишь окончание семафора. Что передавал флагман и кому? А вдруг семафор адресован командиру? Надо запросить. Клочко включил прожектор, и тотчас на крейсере вспыхнул ответный сигнал. Игнат быстро записал текст. Так и есть, семафор командиру. Отправив его Серебрякову, Клочко огорчился: «И что со мной в последнее время творится? — думал он. — Рассеянный какой-то стал».
Удрученный Клочко сменился с вахты. В кубрике в кругу моряков сидел капитан 3 ранга Леденев. Он был в новой тужурке, на груди поблескивала колодочка орденских ленточек. Игнату нравился замполит. Его лицо отражало внутреннюю красоту, которая бывает у людей, не раз подвергавшихся опасности. Матросы рассказывали как-то, что в войну Леденев потерял отца. Вскоре трагически погибла жена. Без матери растут сын и дочь. Майе уже тринадцать лет, и живет она с бабушкой под Донецком. В боях на Севере Леденев в трудный момент поднял в атаку морских пехотинцев, выбил врага из окопов и с горсткой храбрецов держал оборону, пока не подошло подкрепление.
Клочко сел к морякам поближе.
— Да, да, это точно, немецкий летчик ас Мюллер был сбит в воздушном бою, — слышался голос Леденева. — Сам он выбросился с парашютом. Кто сбил? Североморец летчик Бокий, ученик дважды Героя Бориса Сафонова. Мюллер с «дубовым венком» на груди вместе с группой других немецких асов был послан в Заполярье лично Гитлером. Бесноватый фюрер сказал им: «Добейтесь нашего господства в воздухе!» Но все они потерпели крах.
— Верно, что у Мюллера на фюзеляже самолета был нарисован бубновый туз? — спросил молодой матрос.
Леденев усмехнулся:
— Разве только бубновый туз. Рядом с ним были нарисованы и флажки, ими обозначалось число уничтоженных Мюллером судов и самолетов французских, бельгийских, датских, английских… Всего 82 самолета и судна сбил и потопил этот фашист. Летчик Бокий сразил его первой очередью. А главаря немецких асов Карганика сбивали в районе Ура-губы, но он удрал, оставляя лишь свой парашют с ярлычком «Карганик».
— У кого еще есть вопросы? — замполит почему-то глядел на Клочко. Игнат не растерялся.
— Расскажите о голубом камне.
— О голубом камне? — переспросил Леденев. — Ну что ж, послушайте. Было это в годы войны. Ночью десант высадился в тыл врага в районе горной речки Западная Лица. Ночь темная, только звезды горят на небе. В отряде был моряк с эсминца «Гремящий». Звали его, — замполит обвел взглядом моряков, — звали его Федором. Окапываясь, он сказал друзьям: «Ну, морские львы, берегись, фашист танками пойдет. Слышите, гудят моторы?» Вскоре разгорелся бой. Горстка моряков держала оборону. За их спинами глухо ворочалось море. От гари и дыма нечем было дышать. Отошли на последний рубеж. Отступать дальше некуда. И решили моряки умереть, но врага не пустить. «Ребята, бей гадов, а кончились патроны, грызи их зубами!» — гремел над окопами голос Федора. Сам он уничтожил больше десятка фашистов. А когда наутро подошли наши, то моряк тот был весь в крови. Он лежал на спине, зажав в руке камень…
Леденев умолк, потом произнес с волнением:
— Голубой камень… Я видел этот камень. Упадут на него лучи солнца — светится он, как море.
Клочко задумчиво прислонился к переборке:
— Погиб тот моряк?
— Живой… — улыбнулся Леденев.
В кубрик вошел рассыльный и доложил замполиту, что его приглашает к себе командир. Капитан 3 ранга надел фуражку и направился к трапу. Клочко вдруг подумал, что тем моряком был замполит…
Грачев гладил брюки, когда к нему заглянул штурман:
— Идешь на спектакль «Особняк в переулке»? Я бегу за билетами.
— Возьми и мне, — попросил Петр. — Не успел шик навести, с мичманом надо кое-что сделать.
А вот и Зубравин. Грачев взял на столе журнал входящих семафоров, полистал. Записи ведутся правильно, только в одном месте кто-то подтирал резинкой.
— Клочко, товарищ лейтенант! Ошибся на вахте. Вчера проверял рундуки и обнаружил у него порезанный тельник. Совсем новый.
— Вот салажонок! Да я ему… — Петр сжал пальцы так, что они побелели.
— Ну-ка вызовите его сюда!
Но Зубравин даже не шелохнулся, будто и не слышал, о чем сказал лейтенант. Клочко по натуре бойкий, любил пошутить, но вмиг преображался, если на него кто-нибудь повышал голос. А Грачев наверняка не сдержит свой пыл. Надо как-то по-другому. Мичман размышлял, как поступить с матросом, а Грачев недоумевал, почему это он не идет за матросом.