«В тыл врага высадили пятерых разведчиков из батальона морской пехоты. Счастливого пути, ребята! Их командир. — высокий бородатый моряк — пожал мне руку и сказал: „Ждите нас на этом самом месте завтра на рассвете. „Языка“ надо взять“.
Весь день неподалеку от фиорда мы лежали на грунте. Скучища! Ребята сердились: „На фронте вовсю наши бьются, а мы слоняемся без дела!“ Эх, ребята, может, от „языка“ зависит судьба операции, а вы хнычите?.. Сам я тоже сомневался, чтобы так быстро разведчики сцапали фрица.
И вот мы снова подошли к берегу. Темно, хоть глаз коли. Где вы, разведчики? Потом боцман заметил белый огонек — условный сигнал. Всех взяли на борт. Одного разведчика ранили в ногу. Он улыбался: „Фриц, гад, тяжелый, еле дотащил. Гляди, командир, у него на рукаве жестяной эдельвейс — любимый цветок Гитлера“. Это был дюжий егерь из корпуса „Норвегия“ генерала Дитла. Впервые мы видели живого фашиста».
«…Чуть не погибли из-за халатности акустика. Отвлекся на вахте и прозевал шумы вражеского корабля. Нас засекли и стали забрасывать глубинными бомбами. Пять напряженных часов. Вышло из строя рулевое управление, лодка набрала много воды. Погас свет. Спаслись чудом.
Вот цена оплошности одного человека!»
«…В базе экипаж пополнился молодежью. В море во время торпедной атаки нас обнаружили. Долго лежали на грунте. Кончался воздух. „Держитесь, враг еще не ушел, он подстерегает нас“, — сказал людям. Высокий белобрысый новичок испуганно закричал: „Я хочу жить, я не хочу умирать!“ Это был трус.
О чем я думал в этот вечер? Не дай бог у меня будет такой сын. Не переживу».
«…Прибавилось седин.
После торпедной атаки форсировали минное поле и подорвались. Третий отсек залило водой. Долго осушали его. Тщетно пытались продуть главный балласт. Воздух в баллонах весь израсходовали. Решили взять из торпед. Трое торпедистов пытались подсоединить к ним шланг, но удалось это сделать лишь боцману».
«…Полосатая тельняшка. Я даже сам не подозревал, какая магическая сила заключена в ней.
Уходили из фиорда. По сообщению самолета-разведчика ожидали конвой. Но кораблей не было. Потом нас обнаружили „юнкерсы“ и вскоре навели на наш след свои тральщики. Легли на грунт. Бомбы рвались где-то неподалеку. Но вот все стихло. Я приказал подвсплыть под перископ. У берега, кабельтовых в десяти от нас, стояли два тральщика и большой транспорт. Торпедная атака!..
И на этот раз мы не промахнулись. Обозленный враг рыскал над нами, бомбил. Взрывом чуть не опрокинуло лодку. Тяжело ранило боцмана. Весь день лежали на грунте. Боцману все хуже и хуже. На подходе к бухте он надел тельняшку и попросил вынести его на палубу. „Морем хочу подышать“.
Говорят, командиры не плачут. А я плакал».
«…Торпедист Коля Мажура получил письмо от брата-танкиста. В селе под Ростовом погибла вся семья. Бомба попала прямо в убежище. Коля сдерживал слезы: „Товарищ командир, сестренке-то семь лет“.
На другой день вышли в море. Торпедировали транспорт. Это — за семью Коли!»
«…Ты слышишь нас, родная земля?.. После торпедной атаки уходили на глубину. Вражеские „охотники“ забросали нас бомбами. Затопило кормовой отсек. Матрос Синцов один на один остался с водой. Заделал пробоину. Когда к нему добрались, он улыбнулся краешками губ. „Устал я, товарищ командир. Поспать бы…“
Из отсека откачали всю воду, и только тогда оторвались от грунта. Ушли из лап смерти. Спасибо тебе, Саша Синцов!»
«…Все спят в отсеках, один лишь Сергей Коцюба не сомкнул глаз. Перед ним лежит письмо от матери. Погиб отец-летчик. Коцюба просится на фронт. „Я хочу фашистов бить и бить. Я хочу мстить!“ Чудной ты, Сергей! Разве мы не сражаемся? На каждом шагу опасность.
Через неделю формировался батальон морской пехоты. Мы проводили и Сергея».
«…Всю ночь ставили мины, всплыли на рассвете. Море сонно плескалось у борта. Боцман зорко всматривался в дымку. Берег был далеко. Взяли курс к фиорду. Вскоре заметили вражеское судно. „Боцман, ныряй!“
Судно взлетело на воздух».
«…Ночью всплыли. Тихо в море, на небе хороводят звезды. — Раньше их почему-то не замечал. Звезды словно шепчут. О Любаше шепчут. Как там она?»
— Товарищи, я прочел вам некоторые эпизоды из жизни экипажа подводной лодки, — сказал замполит Леденев.
Петр Грачев, проходя мимо кубрика, услышал его голос. Он остановился, не решаясь зайти. А Леденев продолжал:
— Он был героем, Грачев-старший. И сын в отца. Помните случай с миной?..
Петр поспешил в каюту. Он собрался съездить в город, но Серебряков сообщил ему: в море, торпеду испытывать.